Книга По следам Штирлица и Мюллера - Валерий Шамбаров

Война затягивалась, а для Германии и Австро-Венгрии это оборачивалось бедствием. Ресурсы Антанты значительно превосходили, а Центральным Державам пришлось сражаться, по сути, в блокаде. Германия первой из воюющих стран, уже в феврале 1915 г., ввела хлебные карточки. По ним полагалось 225 г муки в день на взрослого человека, а детям старше года — 100 г. Хлеб начали выпекать суррогатный, смешивая с картофелем. Яйца стали предметом роскоши. Газеты по правительственным подсказкам писали о вреде сливок и расхваливали «тощий сыр» из снятого молока. Людей призывали к экономии. Рекомендовали не чистить картофель, поскольку при этом теряется 15 % веса. Советовали не стирать часто белье — на изготовление мыла нужны жиры. А лаборатория профессора Эльцбахера публиковала результаты своих исследований, что резервы еще можно изыскать, поскольку каждый немец ежедневно выбрасывает в отходы до 20 г жиров при мойке посуды.

Ну а чем дальше, тем труднее становилось германскому обывателю. Число убитых на фронтах перевалило за миллион. В баварских деревнях с населением 300–400 человек насчитывалось по 20–30 погибших. В три раза больше было раненых, искалеченных. В связи с призывами в армию и огромными потерями остро не хватало рабочих рук, особенно в сельском хозяйстве. На поля и заводы посылали пленных, массами угоняли людей с оккупированных территорий. К осени 1916 г. ситуация стала совсем катастрофической. Кайзер, силясь спасти положение, предоставил диктаторские полномочия популярному фельдмаршалу Гинденбургу. Впрочем, сам Гинденбург мало занимался делами, он был, скорее, лишь авторитетной «вывеской». Реально при нем распоряжался начальник его штаба, энергичный и талантливый Людендорф.

Был выдвинут лозунг «durchalten» — продержаться. Выиграть время в надежде на какие-нибудь перемены. Была принята «программа Гинденбурга» — «Закон о конфискациях и реквизициях в военное время», по сути перечеркивавший право собственности, «Закон об отечественной вспомогательной службе» — все мужчины, не призванные в армию, от 16 до 60 лет, считались мобилизованными, их разрешалось без ограничений привлекать на любые работы, и никаких протестов не допускалось. В армию призывали уже лиц от 17 до 45 лет, а на производстве их заменяли рабами из окупированных стран, из одной лишь Бельгии пригнали 700 тыс. человек.

Но ресурсы Германии были исчерпаны. Для производства снарядов и патронов не хватало меди — германские женщины по призывам правительства сдавали даже медную посуду. Упала добыча угля — его некому стало добывать. Все, что удавалось выжать из шахт, шло на военные заводы, жилые дома не отапливались. В 1916 г. в дополнение к хлебным карточкам появились карточки на масло, жиры, картофель, мясо, одежду. Для крестьян, фермеров, помещиков была введена полная принудительная сдача сельхозпродуктов государству.

Зимой 1916/17 г. в Германии не стало даже картофеля. Его заменяли брюквой, и эту зиму прозвали «брюквенной». А к весне было произведено очередное урезание карточек, на день теперь полагалось 179 г муки или 1,6 кг суррогатного хлеба на неделю. Недоедание вызывало падение производительности труда. Ослабленные люди болели, подскочила смертность. Нарастали усталость и уныние, в победу больше не верили. Людендорф считал положение» чрезвычайно затруднительным и почти безвыходным.

Генрих Мюллер все эти тяготы испытал на себе. Правда, на военном заводе было все-таки полегче — рабочие получали гарантированный паек. Но все равно приходилось затягивать пояса, ужиматься во всем. Тем не менее юный патриотизм Мюллера отнюдь не угас. Может быть, как раз со времен войны он стал презирать интеллигенцию — которая сперва легко загорелась «на подвиг», а потом, обжегшись и разочаровавшись, ударилась в пацифизм и оппозицию. А интерес Генриха к авиационной технике перерос в яркую и высокую мечту.

Точно так же, как во Вторую мировую войну кумирами публики становились разведчики, в Первую мировую ими были летчики. Военная авиация была совершенно новым видом войск. Ее тактика, искусство ведения боев только нарождались, большинство пилотов еще имели о них смутное понятие. Зато те, кто первыми освоил это мастерство, становились настоящими героями. На всю Германию гремели имена братьев Рихтгофен, Фосса и других асов, десятками сбивавших самолеты врага. О них взахлеб писали газеты, их фотографии бережно вешали на стены, о них украдкой вздыхали женщины, ходили легенды.

Например, как за голову Рихтгофена-старшего англичане назначили вознаграждение. А он сбросил им письмо — чтобы легче было меня найти, он выкрасит свой аэроплан в красный цвет. Но на следующий день покрасила красной краской самолеты вся его эскадрилья — один за всех, и все за одного. Или история, как Рихтгофен сошелся в схватке с британским асом. В критический момент у одного из них заклинило пулемет (у кого именно, в разной передаче различается), и противник, поняв это, тоже не стал стрелять, помахал рукой и ушел — встретимся в другой раз. Казалось, в лице летчиков возрождается дух древнего рыцарства… Но ведь Мюллер сам участвовал в изготовлении самолетов для них, выступал как бы оруженосцем! Они приезжали на завод — прекрасные, недосягаемые, как живые божества! Как завидовал им Генрих, как желал стать одним из них!

По закону, введенному Гинденбургом и Людендорфом, в армию брали семнадцатилетних, и Мюллер, когда ему стукнуло 17, подал прошение о зачислении добровольцем. 11 июня 1917 г. он надел солдатский мундир. Правда, таких юнцов направляли не на фронт, а во второсортные части — на тыловую и охранную службу. Мюллер тоже после учебной команды в Мюнхене получил назначение в Аугсбург. Но он подавал рапорты о переводе в авиацию, хотел летать! В другое время это так и осталось бы несбыточной мечтой. Авиация в Германии считалась «аристократическим» видом войск. В нее шли отпрыски родовитых фамилий, порой переквалифицировались в летчиков пехотные, кавалерийские офицеры — уже понюхавшие пороху, имеющие награды. Куда уж было неотесанному баварскому мальчишке с 8 классами образования!

Но ему повезло. Людендорф, высоко оценивая значение авиации, как раз в это время поставил перед промышленностью задачу повысить выпуск самолетов до 300 в месяц. А для резкого наращивания авиации требовались не только аэропланы, требовались летчики. Подготовку авиационных кадров также было решено расширить. Ну а в пользу Мюллера сыграли три года работы на авиационном заводе. По тем временам — солидный опыт, он хорошо знал технику, имел понятие о принципах управления самолетом. В декабре 1917 г. его перевели в авиационную школу.

Конечно же, Генриху пришлось очень тяжело. Не хватало образования, он плохо понимал теоретические вопросы. Должны были наложиться и психологические проблемы. Ведь в школу зачисляли «золотую» молодежь, многие попадали по знакомствам, среди курсантов были и офицеры. В таком обществе баварский юноша выглядел «белой вороной» — грубоватый, угловатый, с «квадратной» головой, с непропорционально большими натруженными ладонями и толстыми пальцами… Вероятно, были и насмешки, и унижения.

Но Мюллер выдержал. Преодолевал эти унижения. Точнее — умел таить в себе. Главное было выучиться. Выйти в небо. А значит — в «люди». Он старался. Самолет он знал гораздо лучше, чем его товарищи по учебе. Его большие руки брали рукоятку управления так же твердо и уверенно, как рабочий инструмент. А если трудно — труда он не боялся никогда… Генрих добился своего. Мощный бомбардировщик покорился мальчишке.