Книга Сквозь бездну - Ярослав Коваль

— Давай. Погуляй, по берегу поброди, расслабься. Всё будет отлично. Мы скоро снова встретимся. — И она, подняв руку в прощальном жесте, заспешила туда, где её ждал экипаж. У главы Вооружённых сил Империи было очень много дел. Чудо, что она смогла выделить добрых полдня на мои нужды.

Мне отвели удобную, хоть и не слишком большую комнату в приземистом каменном особняке. Собственно, кроме кровати, высокого сундука для вещей и по-японски низенького столика тут ничего и не было. Поэтому комнатка скромных размеров казалась вполне просторной. Мне принесли одежду, которую предстояло носить всё время обучения, показали столовую, залу отдыха, где, судя по её виду, не особенно-то часто отдыхали.

Слуги, работавшие здесь, передвигались по застеленным циновками полам с бесшумностью змей. Можно было ожидать, что, поскольку Одей привыкли иметь дело с очень богатыми людьми, обслуживание будет на высоте. Что ж, я не прочь побыть в шкуре очень богатого клиента.

Обед меня уже ждал. Да, угощение на уровне лучших столичных домов. Разглядывая многочисленные мисочки с соусами — к мясу, как и положено, подали три, к овощам четыре, а к хлебу шесть разных — я с грустью подумал о жене. Моресна уже привыкла к моим вкусам и к каждому кушанью подавала только одну какую-то приправу.

Но с Моресной мне предстоит увидеться не раньше чем через десять дней. Если я вообще переживу здешнюю методику обучения. Она рассчитана на местных, мало ли, как себя покажет на мне. Вдруг не перенесу вообще? Конечно, в этом случае школа попадёт на большие деньги, но мне-то уже будет всё равно…

Не стоит о грустном. Жизнь прекрасна, несмотря ни на что.

После благополучного возвращения нашей троицы из демонического мира, а потом и с поля боя, прошло чуть больше двух месяцев. Аштия явно дала понять, что теперь мне не придётся мучительно размышлять, к чему бы себя пристроить и откуда брать деньги на содержание семьи. Это успокаивало — я уже успел оценить, как это приятно, когда жизнь идёт себе по накатанной, и последующий день является логичным продолжением предыдущего.

Деньги мне передавались своевременно, и столь же своевременно секретарь Аштии намекнул, где и как я могу снять приличествующий моему новому положению дом. Чрезвычайно своевременно, если учесть депутации соседей, приходивших к дверям моего дома каждое утро и каждый вечер, и всё со своими заботами. В их глазах я был представителем высшего сословия, сословия воинов, притом не из низов этого сословия, как раньше. Я был офицером, а потому по местным традициям мне полагались ошеломляющие почести, изрядные привилегии — и обязанность решать проблемы низших.

То сын соседки, напившись, разбуянился. Как откажешь в помощи почтенной, потрёпанной даме? Тем более что это требует всего-то пары ударов кулаком и раздражённого рявка, после чего буян утихомиривается и послушно отправляется спать на сеновал. То какие-то отморозки залезли в погреб к другому соседу, выходить с пустыми руками отказались. В чём проблема? Я повыкидывал их из погреба сравнительно легко, почему-то мне они сопротивлялись без особой охоты. Может, побоялись получить «когтями» по физиономиям?

Конечно, всё это не требовало больших усилий. И прошения, которые мне несли, легко можно было передать главному секретарю госпожи Солор — он брал их всегда, лишь иногда ворчал, что прошение явно не по военному ведомству, но ладно уж, он перешлёт, куда следует. И понять соседей тоже было просто. Через чиновничьи канцелярии прошения шли долго, передать их напрямую большому начальнику означало намного быстрее и проще решить свои проблемы или получить аргументированный отказ. Но мне как-то не улыбалось половину своего скудного свободного времени тратить на чужие заботы.

В этой ситуации меня больше всего радовала жена. Она совершенно спокойно и потрясающе терпеливо переживала это каждодневное нашествие, с каждым из просителей разговаривала любезно, выносила ожидающим моего внимания прохладительные напитки. Правда, и подарки принимала с ощущением полного своего на это права. Подарки впечатляли. Они не были очень дорогими, но недостаток ценности искупали усилия, приложенные к украшению этих предметов. Если уж полотенца, то покрытые самой восхитительной вышивкой. Если скатерть, то шедевр вышивального искусства. Если шкатулка, то с резными крышкой, стенками и даже нутром.

Впрочем, и к известию о переезде она отнеслась спокойно. Моресна вообще поражала меня своей уравновешенностью. После приёма в доме Солор она, казалось, совершенно успокоилась на тему недостаточной родовитости, по крайней мере, никаких сетований или жалоб я больше от неё не слышал. Всё остальное дочь угольщика переносила как должное. Просители? Будем принимать просителей. Переезд? Скажи, когда, буду собирать вещи. Наблюдая за нею, я постепенно усваивал местные представления о том, что нормально, а что выходит за рамки обычного.

Для меня супруга по-прежнему оставалась тайной за семнадцатью запорами, несмотря на всю её внешнюю открытость, готовность отвечать на любые вопросы. Жизнь на родине поневоле сформировала у меня чёткие представления о том, как выглядит семейная жизнь, что женщинам нравится, что ими отвергается с негодованием. Теперь все мои представления рушились с треском.

Моресна обихаживала меня так, как ни одна моя соотечественница никогда б не стала — подносила напитки, подавала полотенца, рубашки, застилала за мной постель, снимала сапоги. При этом мои попытки помочь по хозяйству отвергались сперва с недоумением, потом — с негодованием. Однако те внехозяйственные широкие жесты, которые впечатлили бы среднестатистическую российскую девушку, моей супругой воспринимались как должное. Она не видела ничего особенного в том, что я часто давал ей крупные суммы на её личные траты, дарил ценные подарки, подавал руку, открывал дверь, ставил на место людей, говоривших с ней грубовато, ухаживал, если она плохо себя чувствовала, без возражений отпускал на прогулки, по магазинам, на многочасовые встречи с подругами, что не просил отчёта о потраченных суммах и времени. Она не признавала границ моего личного пространства в пределах дома, однако при этом настолько нарочито не совала нос в мои дела, что это начало меня обескураживать. Если мои постоянные и длительные отлучки переносятся супругой так равнодушно, то радует ли её вообще моё присутствие дома?

Покладистая, тихая, робкая, она, оказывается, могла быть очень решительной со служанками, посыльными, возчиками, доставлявшими товары на дом, грузчиками, приехавшими таскать мебель и вещи во время переезда. Проще говоря, она точно знала, с кем и когда надо вести себя жёстко, а перед кем следует пасовать, и это знание было настолько сложным, разветвлённым и в то же время органичным для уроженки Империи, что мне казалось, я никогда этому не научусь.

Моресна для меня становилась воплощением того в Империи, с чем я рад был жить в союзе, несмотря на все его недостатки.

Дом, который для меня подобрали по распоряжению Аштии, на мой вкус выглядел слишком роскошным. В такие у меня на родине водят экскурсии, чтоб показать, как прежде жили аристократы, и заодно экспозицию-другую диковинок. Комнаты, конечно, сравнительно невелики, за исключением одной парадной залы, да ещё столовой. Но как же обставлены! Как отделаны! Как всё это выглядело в совокупности! Часть мебели в особняке стояла своя — массивного дерева, резная. Наша с Моресной собственная мебель рядом с нею казалась убогой. Так что, почесав затылок, я был вынужден признать, что и мебелюшку придётся заводить новую. Благо деньги на такое удовольствие теперь есть.