Книга Этюд в черных тонах - Хосе Карлос Сомоса

— Сочувствую тебе! — выпалила старшая медсестра и двинулась дальше по коридору.

Уидон пожал плечами с таким видом, как будто это была не самая почтительная дочь в семействе, однако ее высокое положение в фамильной иерархии оставалось неоспоримым.

— Вы должны извинить мисс Брэддок: мистер Икс — немного особенный пансионер.

Я плохо расслышала фамилию. Наверно, она какая-то иностранная.

Однако переспросить я не успела: Уидон пошел в ту же сторону, откуда появилась старшая сестра, — определенно это было западное крыло. С одной стороны коридора были закрытые двери, с другой — большие окна, выходящие на проспект Кларенс и на весь Портсмут, затянутый дождем. Так я определила, что комнаты пансионеров обращены к морю. Уидон продемонстрировал мне роскошный туалет в конце коридора, а затем остановился у последней боковой двери, негромко постучал и, не дожидаясь ответа, открыл.

И вот что меня поразило: Уидон обратился к дверному проему совсем иным голосом, исчезли прежние интонации чопорного клерка и строгого инструктора. Голос его стал почти как музыка, бухгалтер как будто агукал над ребеночком:

— Мистер Икс, здесь ваша новая медсестра, мисс Мак-Кари!

Произнося эту фразу, Уидон отодвинулся, пропуская меня вперед.

В комнате было совершенно темно.

Скрипка

1

Моя тень скользнула по прямоугольнику света на напольном ковре, затем изогнулась и взобралась по резной спинке высокого кресла.

Дальше — задернутые шторы.

И — никого в комнате.

Уидон продолжал придерживать для меня дверь. Я сделала несколько шагов. «Во что ты ввязалась, Энни?» — вздохнула я про себя. Комната была просторная, — возможно, так казалось потому, что в ней находилось не много предметов. Кровать была аккуратно заправлена. Тазик для утренних процедур стоял на полу, между кроватью и комодом, на комоде стояла большая ваза, по другую сторону размещались камин с полкой, ночной столик, стул и маленький шкафчик. В центре комнаты — вышеупомянутое кресло.

И больше ничего не было. Ни книг, ни журналов, ни картин. И воздух здесь не был напитан безумием, не было той смеси животного и человеческого запаха, к которой я так привыкла со времен Эшертона, зато я уловила присутствие вдыхаемого и выдыхаемого воздуха — так корова обращается со своей жвачкой.

— Скажите ему что-нибудь, — прошептал с порога Уидон.

— Но… Кому?

Бухгалтер нетерпеливо кивнул в сторону кресла.

И тут мне стало страшно. Ладони мои повлажнели, я провела рукой по платку на шее. Мне казалось, что это не я подхожу ближе, а само кресло медленно, точно желая скрыть свое продвижение, подступает ко мне.

Когда мы оказались рядом, я подняла глаза.

И увидела манекен.

Он сидел прямо, не проминая сиденья своим весом. В полумраке я разглядела острые скулы, непропорционально высокий лоб, но главное — орлиный, резко очерченный нос. Все остальное — тщедушное тельце, упакованное в пижаму, халат и домашние туфли, — могло бы подняться в воздух от легкого дуновения ветерка, причем внешний облик от этого не сильно бы переменился. Я вложила в свои слова больше оптимизма, чем чувствовала на самом деле:

— Добрый день, меня зовут Энн Мак-Кари, я ваша новая медсестра, очень рада знакомству, мистер… мистер…

— Мистер Икс, — удостоверил с порога Уидон.

— Но его ведь зовут не так, правда? — переспросила я.

— У него нет имени, — отрезал Уидон.

Что за абсурд! Я решила разобраться с этим позже. Манекен не шевелился, и я наклонилась, чтобы рассмотреть его лицо. В полумраке его глаза показались мне какими-то странными.

— Можно я отдерну штору, сэр? — спросила я, обращаясь к мистеру Икс.

Однако незамедлительный ответ я получила от Уидона:

— Нет. И выходите поскорее.

Бухгалтер ощутимо нервничал. Я сделала реверанс и вышла; Уидон закрыл дверь.

— Почему нельзя раздвигать шторы?

— Мистер Икс не хочет, чтобы их раздвигали. Это необычный человек, подробности мне неизвестны; доктор Понсонби вас обо всем проинструктирует.

Уидон вытирал платком вспотевшие лоб и шею, как будто мы только что выбрались из клетки с опасным хищником. И я подумала: подробности ему наверняка известны, просто он не хочет говорить.

Но ведь Уидон — бухгалтер, рассудила я. Его отношение к душевнобольным наверняка искажено предрассудками и страхами профанов, которые сталкиваются с проявлениями безумия. Разумеется, это не мой случай.

Я чувствовала, что готова приступить к уходу за мистером… мистером без имени.

2

Гетти Уолтерс отвела меня в комнату, которую мне предстояло занять в Кларендоне: сестры проживали в пяти маленьких помещениях под самой крышей.

Назвать эту комнату «скромной» — значит ничего не сказать.

Она была голая и крохотная. Зеркало вполовину моего роста стояло на комоде ровно такого размера, чтобы сбоку могла поместиться кровать. Свет проникал в комнату через окошко в скате крыши. Что ж, мне доводилось обитать в местах и похуже.

Пространства вполне хватало, чтобы втиснуть кувшин с горячей водой, губку и мыло. Мой багаж и сложенная униформа лежали на кровати. Я сняла платье, вымылась и изучила униформу. Ее составляли chemise[3], пояс с подвязками, чулки, верхняя сорочка, черное, как будто траурное, платье с пышной юбкой, нагрудник, передник с карманами на поясе, накрахмаленные манжеты и воротничок с кружевами, туфли на низком каблуке. Наличествовала также смена того, что мы надеваем наедине с собой и без чего обходимся только в полумраке супружеского алькова.

Впрочем, вы можете сходить в театр и увидеть там женщин даже без этой последней защиты приличий и нравов. Полагаю, вы меня поняли. Я просто ставлю вас в известность.

Поскольку я женщина взрослая и не слишком привлекательная, в комплект не входило оружие искушения: не было ни корсета с бантами, ни упряжи для грудей, ни — храни меня Господь! — чепца с широким козырьком, прикрывающим половину лица. Мой чепец был просто высокий, как митра архиепископа. Когда я увенчала себя этим убором, мутноватое зеркало представило мне странную картину.

Это была я — и не я. Хотя униформа примерно подходила мне по размеру, облик мой разительно переменился. Одежда вообще обладает потрясающим эффектом: стирает одни черты, другие добавляет — как будто ты актриса, играющая роль. Высокий воротник закрывал отметины, которые остались в прошлом, по крайней мере на какое-то время.