Книга Мареновая Роза - Стивен Кинг

Иногда по ночам, когда она валялась в кровати, засыпая, в ееголове мелькали странные образы, проносясь, как кометы по небу. Чаще всегопредставлялся кулак мужа, огромный кулак с кровью, засохшей на костяшкахпальцев и размазанной на выпуклом золоте кольца, полученном им вместе сдипломом об окончании Полицейской академии. Иногда по утрам она обнаруживалаотпечатки выгравированных на кольце слов «Служба, верность, общество» у себя наживоте или на нежной коже груди. Они напоминали синий штамп службы санитарногонадзора, который часто можно увидеть в магазине на кусках свинины или вырезке.

Когда возникали эти образы, она всегда пребывала на граниотключения сознания, расслабленная и обмякшая. Потом перед закрытыми глазамипоявлялся приближающийся кулак, и она, вздрагивая, просыпалась и лежала, дрожа,в темноте рядом с мужем, надеясь, что он спит, что не повернется и не удариткулаком в живот или бедро за то, что его потревожила.

Она погрузилась в ад в восемнадцатилетнем возрасте ипробудилась от кошмарного сна через месяц после своего тридцать второго днярождения, спустя почти полжизни. А пробудила ее одна-единственная капля кровиразмером с десятицентовую монетку.

2

Она заметила ее, когда застилала постель. Капля находилась вверхней части пододеяльника, совсем рядом от того места, где лежит подушка,когда кровать застелена. Собственно, она могла легко передвинуть подушку нанесколько дюймов влево и накрыть каплю, которая высохла до отвратительноготемно-бордового цвета. Она увидела, как легко это было бы сделать, и намгновение ощутила соблазн поступить именно так, в основном из-за того, что немогла поменять пододеяльник: чистых белых комплектов постельного белья у нее неосталось, а если заменит белый пододеяльник, на котором красовалось высохшеепятно крови, на пододеяльник с цветочным узором, придется менять и простыню.Иначе он, скорее всего, разозлится.

«Нет, вы только посмотрите, — представила она его реплику. —Проклятое белье даже не сочетается по цвету — сверху в цветочек, снизу белое.Господи, ну почему ты такая ленивая? Подойди ко мне поближе, я хочу поговоритьс тобой».

Она стояла у своей половины кровати в столбе яркоговесеннего солнечного света, ленивая неряшливая женщина средних лет, котораяпроводила дни напролет, вылизывая маленький дом до блеска (единственныйразмазанный в уголке зеркала в ванной отпечаток пальца мог привести к побоям) иломая голову над тем, что приготовить ему на ужин, — стояла у кровати исмотрела на крошечную капельку крови на пододеяльнике, и ее лицо настолькообмякло и помертвело, что посторонний счел бы умственно неполноценной.

«Черт возьми, — подумала она, — мне казалось, чтокровотечения из носа прекратились. Я была уверена, что они прекратились».

Муж не часто бил ее по лицу, для этого он был слишком умен.Мордобой — нечто из репертуара пьяных придурков, которых он арестовал,наверное, несколько сотен за свою карьеру полицейского, а потом городскогодетектива. Если вы начинаете бить кого-то — жену, например, — в лицо слишкомчасто, через некоторое время побасенки о падении с лестницы или столкновении сдверью ванной комнаты в середине ночи, или валявшихся в траве за домом грабляхперестают срабатывать. Люди понимают. Люди говорят. И, в конце концов, у васвозникают неприятности, даже если женщина держит язык за зубами, потому чтовремена, когда никто посторонний не смел совать нос в ваши личные дела, давнопрошли.

Но ничто из подобных рассуждений, однако, не могло остудитьего взрывной темперамент. Характер у Нормана был плохой, очень плохой, и подчасон срывался. Именно это и случилось накануне вечером, когда она принесла второйстакан чая со льдом и случайно пролила немного ему на руку. Короткий замах, икровь из носа полилась, как фонтан из дырявой водопроводной трубы. Он даже неуспел понять, что ударил ее. Кровь залила ей рот и подбородок, и она увиделаотвращение на его лице, которое затем сменилось выражением озабоченности: чтоесли нос сломан? Это будет означать еще один поход в больницу. На миг ейпоказалось, что ее ожидает очередное безжалостное избиение, одно из тех, послекоторых она забивается в угол, задыхаясь и корчась от боли, и пытается набратьв легкие достаточное количество воздуха, чтобы стошнило. В подол собственногоплатья. Всегда в фартук или в подол. В этом доме нельзя плакать, здесь нельзявыражать несогласие, и уж, конечно, ни в коем случае не позволяется пачкать полрвотой или чем-нибудь другим— то есть в том случае, если вы хотите сохранитьголову на плечах.

Затем его острое, никогда не дремлющее чувствосамосохранения взяло верх, он принес ей горсть ледяных кубиков, завернутых вкухонное полотенце, и увел в гостиную, где она улеглась на кушетку, прижавимпровизированную ледяную примочку между слезящимися глазами. Он сказал ей, чтоименно сюда нужно прикладывать лед, чтобы нос не распухал, и если необходимосрочно остановить кровь. Разумеется, больше всего его беспокоило первое. Завтраей предстояло выйти в город за продуктами, а распухший нос — это не синяк подглазом, который можно прикрыть большими солнцезащитными очками.

Он вернулся к ужину — отваренному на пару люциану с жареныммолодым картофелем.

Как показал короткий взгляд в зеркало сегодняшним утром, носдействительно почти не распух (он уже подверг ее тщательному осмотру, послечего равнодушным кивком выпроводил из комнаты, допил чашку кофе и уехал наработу), а кровотечение прекратилось минут через пятнадцать после того, как приложилалед, она была уверена, что кровотечение прекратилось. Но где-то в серединеночи, пока спала, одна-единственная предательская капелька крови выползла из ееноса и оставила это пятнышко, которое означало, что придется снимать белье,застеленное только вчера, и заменять его новым, несмотря на ноющую боль вспине. В такие дни спина всегда болела, даже небольшие наклоны давались струдом, даже легкие предметы превращались в неподъемный груз. Спина являласьодной из его любимых точек. В отличие от того, что он называл «мордобоем», битького-то в спину не опасно, в том случае, разумеется, если тот, кого бьют, умеетдержать язык за зубами. Норман обрабатывал ее почки четырнадцать лет, и следыкрови, которые она все чаще и чаще обнаруживала в моче, перестали удивлять илибеспокоить ее. Они превратились всего лишь еще в одну неотъемлемую составнуючасть замужества, не более. Наверное, миллионам женщин приходится гораздо хуже.Тысячам в одном только их городе. Так, во всяком случае, считала она донастоящего момента.

Она глядела на капельку крови на пододеяльнике, чувствуя,как в голове начинает пульсировать непривычное озлобление, чувствуя что-то еще,легкое иголочно-булавочное покалывание кожи, не осознавая, что такие ощущенияиспытывает человек, пробудившийся после долгого сна.

У ее половины кровати стояло кресло-качалка из гнутогодерева. Она почему-то всегда называла его в мыслях креслом Винни-Пуха, не зная,откуда взялось это название. Она отступила на шаг назад, к креслу, не сводяглаз с крошечного пятнышка крови, испачкавшей белоснежный пододеяльник, и села.Просидела в кресле Виини-Пуха минут пять и вдруг подпрыгнула от нарушившеготишину в комнате голоса, не сообразив, что это ее же собственный голос.