Книга Мой ГУЛАГ. Личная история. Книжная серия видеопроекта Музея истории ГУЛАГа - Людмила Садовникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я поехал к матери в поселок Струнино. Ей было очень тяжело жить. Сначала ее взяли на работу в райфо (районное финансовое управление) с окладом 600 рублей. Но вскоре подумали, что жирно для троцкистки получать такие деньги, и перевели в коммунальный отдел на 450 рублей. Моя мама очень хорошо пела и даже выступала на сцене. Раз поет, значит, жизнь у нее хорошая, слишком хорошая. И перевели ее на работу на кирпичный завод. Она формовала кирпичи из глины.
А потом… я не знаю, как это называется… в общем, она стала отстирывать ткани текстильного комбината. Для армии делали ткани. Ткани красили, а потом отстирывали. Вот там ей платили всего 300 рублей. И конечно, маме тяжело было. И самое обидное, что в каждый революционный праздник ее сажали в тюрьму (на время праздника). Я вот однажды в 1954-м приехал после майского парада в гости, а она сидит. Я возмутился и написал письмо Ворошилову[5]. Кстати сказать, Ворошилов — это человек, который подписал приказ к расстрелу моего отца. Ну, и, конечно, все они подписывали — Сталин[6], Ворошилов, Молотов и Каганович[7]. Так вот, очень скоро маму реабилитировали со странной резолюцией: в связи с недостаточностью собранных улик. Но это была реабилитация. Ей дали новый паспорт. У нее было «минус 39» — это значит минус 39 городов, исключая пограничные и приморские города, куда ей нельзя было ездить. Но теперь она могла поехать к своей дочке в Ленинград. Зоя работала на фабрике «Скороход» начальником цеха, и мама уехала из Струнино к ней.
Когда умер Сталин, я рыдал, я плакал. Я читал недавно, что Анна Ахматова тогда сказала: «Наконец-то сдох». У нас было не так. Я умилялся стихам:
Это было тогда созвучно моим переживаниям.
А в 1957 году реабилитировали отца. И оказывается, он не умер, а расстрелян. И не в лагере, а вот напротив «Детского мира» на Никольской, в здании Военной коллегии[8]. Их приговорили списком 200 человек к расстрелу, в один день всех шлепнули и похоронили на Коммунарке.
Репрессированное детство
Массовый террор 1937–1938 годов не только оборвал жизнь сотням тысяч человек, так называемых «врагов народа», но и искалечил судьбы членов их семей. 15 августа 1937 года нарком внутренних дел СССР Н. И. Ежов подписал приказ № 00486 «Об операции по репрессированию жен изменников Родины», в соответствии с которым жены «врагов народа» подлежали аресту и заключению в лагеря на 5–8 лет, а их дети отправке в детские дома. Для женщин было создано специальное отделение в системе Карагандинского лагеря, расположенное недалеко от поселка Акмолинск (Казахстан). В этом лаготделении отбывали наказание мамы Маргариты Андрющенко, Георгия Каретникова, Нелли Тачко. В 1938 году число заключенных Акмолинского отделения достигло 8 тысяч человек, что сделало его крупнейшим женским лагерем в СССР. Женщины-заключенные дали лагерю неофициальное название «АЛЖИР» — «Акмолинский лагерь жен изменников Родины». Дети арестованных родителей подлежали направлению в приемники-распределители, а затем в детские учреждения. За год действия приказа было репрессировано свыше 18 тысяч жен «изменников Родины», в детские дома помещены более 22 тысяч детей. Юлии Пашаевой было два года, когда ее навсегда разлучили с родителями и она оказалась в детском доме. Судьба Игоря Бернакевича была еще труднее, в семилетнем возрасте он был признан «социально опасным» ребенком и отправлен в детский дом особого режима. В приказе № 00486 давалась подробная инструкция, как следовало поступать с такими детьми:
«Социальноопасные дети осужденных, в зависимости от их возраста, степени опасности и возможностей исправления, подлежат заключению в лагеря или исправительно-трудовые колонии НКВД или водворению в детские дома особого режима Наркомпросов республик».
Георгий Каретников и Лидия Чюринскиене провели первые годы своей жизни в лагерных домах ребенка. По закону осужденная женщина могла взять ребенка в возрасте до 1,5 лет с собой в тюрьму или лагерь. Во всех крупных исправительно-трудовых лагерях действовали дома ребенка, куда помещали детей, как рожденных в неволе, так и привезенных матерью с собой. Как только ребенку исполнялось четыре года, его передавали под опеку родственникам или отправляли в детский дом. Георгий стал одним из первых детей, рожденных в Акмолинском отделении Карлага. Лидия в годовалом возрасте попала вместе с мамой в Волголаг и содержалась в лагерном доме ребенка. По официальным данным на 1 января 1946 года в местах заключения содержалось 10 217 женщин с детьми. В середине 1930-х годов в лагерях ГУЛАГа появилась новая группа заключенных — «малолетки». Так называли несовершеннолетних, 16–17-летних узников лагерей. Нинель Мониковской было 16 лет, когда ее арестовали вместе с мамой. В лагере она столкнулась с жестокими правилами выживания среди уголовников, и только неиссякаемая сила духа позволила ей не просто выжить, но и сохранить свой внутренний мир.
Вера Андреева, Москва, 1937 год
Интервью записано 4 июля 2015 года.