Книга Области тьмы - Алан Глинн

Он отхлебнул водки и затянулся сигаретой. Потом сказал:

— Знаешь, как от наркоты настаёт пиздец? Ты кайфуешь, принимая их, а потом чувствуешь себя совсем хуёво? И, в конце концов, вся твоя жизнь… идёт псу под хвост, да? Рано или поздно, но так всё и происходит, я прав?

Я кивнул.

— Вот, с этим так не бывает. — Он ткнул в таблетку у меня на ладони. — Эта прелесть, можно сказать, действует строго наоборот.

Я переложил таблетку с ладони на стол. Потом отхлебнул виски.

— Вернон, прошу, хватит, я не старшеклассник, ищущий, где бы купить первую дозу. Я к тому, что я не…

— Поверь мне, Эдди, ничего подобного ты сроду не принимал. Я серьёзно. Просто проглоти, и сам всё увидишь.

Я уже долгие годы ничего не употреблял, именно по тем причинам, что упомянул Вернон. Желание у меня время от времени просыпалось — тоска по этому вкусу на задней стенке глотки, и по блаженным часам скорострельных разговоров, и по случайным проблескам божественных форм и структур в обсуждении момента — это давно перестало быть проблемой, жажда эта напоминала грусть по ранним этапам жизни или по потерянной любви, и от самих этих размышлений даже появлялось мягкое наркотическое ощущение, но что же до того, чтобы действительно попробовать что-нибудь новое, вернуться в эту струю, ну… Я опустил взгляд на белую таблеточку в центре стола и сказал:

— Стар я стал для таких дел, Вернон…

— Никаких физических побочных эффектов нет, если ты об этом переживаешь. Они идентифицировали те рецепторы в мозгу, которые могут активизировать специфические области и…

— Слушай, — я начал раздражаться, — я не хочу…

В этот момент заверещал мобильник. Поскольку я ходил без телефона, звонили явно Вернону. Он залез в боковой карман куртки и вытащил оттуда трубку. Пока он открывал крышку и искал кнопку, он сказал, кивая на таблетку:

— Вот что я скажу тебе, Эдди, эта таблетка решит все проблемы с этой твоей книжкой.

Он прижал телефон к уху и заговорил в него, а я смотрел на него в неверии.

— Гант.

Он точно изменился и в достаточно любопытную сторону. Он остался тем же парнем, однозначно, но казалось, что он развил в себе — или вырастил — новую личность.

— Когда?

Он поднял стакан и раскрутил содержимое.

— Знаю, знаю, но когда?

Он посмотрел через левое плечо, а потом тут же вернул взгляд на часы.

— Скажи ему, мы не можем пойти на это. Он знает, что это не обсуждается. Мы не можем никоим образом.

Он отгоняющим жестом помахал рукой.

Я глотнул виски и прикурил «Кэмэл». Вот он я — посмотрите — сливаю день с братом бывшей жены. Когда я час назад выходил из квартиры на прогулку, я и подумать не мог, что окажусь в баре. И уж точно не с братом бывшей жены, Верноном, блядь, Гантом.

Я покачал головой и снова отхлебнул.

— Нет, лучше уж ты скажи ему, и прямо сейчас. — Он начал вставать. — Слушай, буду там минут через десять-пятнадцать.

Оправляя куртку свободной рукой, он сказал:

— Ни за что, говорю же тебе. Жди, сейчас буду. Он выключил телефон и убрал назад в карман.

— Пиздец человеку, — сказал он, глядя на меня сверху вниз и качая головой, как будто я всё понимаю.

— Проблемы? — спросил я.

— Ага, уж поверь. — Он вытащил кошелёк. — Боюсь, мне придётся покинуть тебя, Эдди. Извини.

Он вытащил из кошелька визитку и положил её на стол. Вплотную к белой таблеточке.

— Кстати, — сказал он, кивая на таблетку, — это за счёт заведения.

— Вернон, я не хочу. Он подмигнул мне.

— Не будь таким неблагодарным. Знаешь, сколько они стоят?

Я покачал головой.

Он встал из-за столика и остановился, чтобы поправить свободный костюм. Потом посмотрел на меня.

— Пять сотен баксов за дозу.

— Чего?

— Ты слышал.

Я посмотрел на таблетку. Пять сотен долларов за это?

— За выпивку я заплачу, — сказал он и пошёл к стойке. Я смотрел, как он протягивает деньги официантке. Потом он ткнул пальцем в сторону нашего столика. Наверно, это должно значить ещё выпивку — комплименты большому человеку в дорогом костюме.

По дороге от стойки Вернон покосился на меня через плечо, что означало: Не напрягайся, друг, и следом: Ты уж позвони мне.

Ага, ага.

Я некоторое время сидел и размышлял над тем, что я не только давно уже не принимаю наркотики, но и не пью по вечерам. Но вот я сижу со стаканом — и на этом месте пришла официантка со вторым виски с лимонным соком.

Я прикончил первый и принялся за новый. Закурил очередную сигарету.

Проблема, мне кажется, была вот в чём: если уж я собирался пить днём, я бы предпочёл один из дюжины других баров, и сел бы за стойку, потрепался бы с парнем, усевшимся на соседнюю табуретку. Мы с Верноном выбрали это заведение потому, что оно было близко, но на этом его достоинства и заканчивались. Вдобавок начали потихоньку стекаться люди, надо думать, из близлежащих офисов, и тут уже стало шумно и оживлённо. Пять человек заняли соседний столик, и я слышал, как кто-то заказывает «Ледяные Слёзы Лонг-Айленда». Не поймите меня неправильно, я не сомневаюсь, что «Ледяные Слёзы Лонг-Айленда» хорошо снимают стресс от работы, но при этом они ещё наповал сносят башню, и я совсем не хотел оказаться под рукой, когда эта жуткая смесь джина, водки, рома и текилы начнёт вставлять. «Макси» был баром совсем не в моём вкусе, простым и незамысловатым, и я решил допивать побыстрее и валить отсюда.

К тому же мне ещё надо было делать работу. Тысячи изображений ждали, чтобы я их изучил, упорядочил, переупорядочил, проанализировал и деконструировал. И какие дела меня держат в баре на Шестой-авеню? Никаких. Я должен был сидеть дома, за столом, потихоньку зарываться в «Лето Любви» и лабиринты микросхем. Мне надо бы изучать журнальные статьи из «Saturday Evening Post», «Rolling Stone» и «Wired», и ксерокопии материалов, разложенные на полу и всех прочих доступных поверхностях в квартире. Мне бы сгорбиться перед компьютерным экраном, в лучах синего света, и медленно, постепенно двигать вперёд свою книгу.

Но я сидел здесь, и несмотря на благие намерения, я так и не сделал ни шагу к выходу. Вместо этого, поддавшись таинственному сиянию виски, и позволив ему победить моё желание уйти, я вернулся к размышлениям о бывшей жене, Мелиссе. Она живёт, значит, на севере штата с двумя детьми, и занимается… Чем? Чем-то. Вернон сам не знал. Как это вообще так? Как он может не знать? Я имею в виду, это естественно, что я не стал постоянным сотрудником «New Уогкег» или «Vanity Fair», и что я не интернет-гуру, и не венчурный инвестор, но что Мелисса осталась никем — это уже противоестественно.