Книга Танцы на осколках - Дарья Вознесенская

Я едва не ляпнула, что с удовольствием уступлю ей это место — подобная язвительность могла насторожить даже сестру.

Покивала, попрощалась с ней с судорожными всхлипами и отправилась на конюшню, где проверила свою любимую кобылу, которую мне тоже придется оставить — да еще и далеко от дома. Надеясь, что отцовский гнев, когда он её найдет — и не найдет меня, в том числе и у своей родственницы — никак не отразится на животном.

А потом сделала вид, что меня спасет от тоски только поход по магазинам. И действительно отправилась по ним, правда, вовсе не за новыми шляпками и побрякушками. Те, в количестве двух штук, были куплены исключительно для прикрытия. Ну а вечером, сославшись на головную боль, я принялась за шитье — моему наряду, который будет прятаться под широким верхним балахоном и богато украшенной и яркой накидкой, полагалось изрядно потяжелеть от эроимских монет.

К чему я не готовилась, так это к завтрашнему утреннему скандалу. К нему я готова была всегда.

А вот что и правда считала самым слабым местом — это иллюзию, которую мне придется создать, да еще и за невозможно короткое время. Иллюзию себя самой. Пусть ректор и утверждал, что я лучшая в картинах, но была огромная разница между тем, что я воспроизводила на занятиях и тем, что собиралась сделать, воспользовавшись тайными знаниями собственного рода, случайно обнаруженными еще подростком.

Я даже не была уверена, что кто-то кроме меня знает о них в семье Домини — об этом родители или немногочисленные родственники не упоминали.

Поздним вечером, убедившись, что в доме все затихло, я скользнула за портьеру в небольшой гостиной на втором этаже и по тайному ходу добралась в сокровищницу. Там вовсе не хранились богатства или камни — но было кое-что особенно ценное для моей семьи. Отпечаток первого осколка того Зеркала, что разбилось на границе миров… Впрочем, все это была лишь легенда, с охотой поддерживаемая моими предками — ведь это, по их мнению, делало их избранными. Но когда я была маленькая я верила в это… И потому каждый раз, когда мне требовалось сконцентрировать свои собственные осколки и попросить Великих Богов об удаче и уверенности в себе, я шла не в храм, а сюда — к небольшой пластине, испещренной голубоватыми жилками.

Погладила её и вздохнула с грустью. Странно ведь… я прошу помощи в избавлении от влияния отца в том месте, которое он мне когда-то и открыл. Привел меня сюда совсем крохой, взяв обещание, что это станет нашим секретом.

— Что произошло с тобой, папа? С нами?

Я ведь помнила другое отношение. Лет до четырех… может до пяти он был добр ко мне. Да что там — он сам играл со мной и обучал меня, показывал тайники особняка и позволял целыми днями сидеть у него в кабинете, рассматривая картинки или рисуя, пока он работает. А дальше… все изменилось. Какое-то время я еще бегала к нему и радостно бросалась на шею, но натыкалась с каждым разом на все большее неприятие и холодность. Плакала, удивлялась… и заходила все реже.

Отец ожесточался — и я вместе с ним. И нашим разногласиям немало способствовал тот факт, что я оказалась совсем не похожа на своих сверстниц из приличных домов. В Эроиме женщины, особенно в консервативных семьях, играли роль хозяек и украшения дома, всегда стояли за плечом отца и мужа и вовсе не принимали участия в серьезных обсуждениях или принятии решений. А я была совсем другой. Возможно потому, что родители так хотели мальчика, я и получилась по характеру ближе к мужчине — в то время как моя сестра полностью соответствовала представлению о том, какой должна быть тэни. Я же искренне не понимала, почему так мало благородных танцовщиц, за что так невзлюбили мою тетю, рискнувшую пойти своим путем, что такого в моей потребности высказывать свое мнение или учиться наравне с тэнами, и почему меня за мои поступки и желания называли простолюдинкой.

Которым было позволено гораздо больше.

Что ж, я научилась скрывать свои желания и недоумение и весьма успешно…

Посидела возле камня еще немного, закрыв глаза, а потом двинулась назад. Лишь по старой памяти заглянув в нишу, которая вела к резной панели, находящейся в отцовском кабинете. И замерла там, услышав голоса. Один из которых принадлежал тэну Домини… а второй был лишь смутно знаком.

— …но это была не моя ошибка. И я не пытался… — бормотал отец.

— И кто теперь поверит? Его Величество? Сомневаюсь, — насмешливый, сиплый и какой-то липкий голос. Где же я его слышала? — Ты сам себя подставил и если оступишься, твое слово потеряет вес… а твоя шея может потерять и голову.

Я сглотнула, пытаясь увлажнить пересохшее горло. А потом осторожно приблизилась к панели и заглянула в небольшое отверстие.

Тот, о ком я боялась даже подумать, спокойно развалился в кресле и пил из любимого кубка отца.

— Если советник да Феррейра-Ильяву снова получит влияние на короля Одивелара — а к этому все и идет, мы рано его похоронили — то он начнет свое собственное расследование и может обнаружить много интересного, — продолжает мой будущий… бывший жених.

Я уж точно не собиралась оказаться в его власти.

— Угрожаешь? — напряженно спросил отец, а я застыла, не смея дышать.

Мне не нравится, как по-хозяйски ведет себя тэн Эштрада, мне не нравится страх, который я различаю в репликах отца, мне вообще не нравится предмет их разговора… Неужели они причастны к гнойнику, что давно нарывает на границе?

— Ни в коем случае. Как я могу угрожать будущему… тестю?

Я зажимаю рот рукой, только бы не выдать себя прерывистым дыханием.

Похоже, меня продают даже не ради великого будущего… а ради спокойного настоящего. Радует ли меня этот факт? Ни в коем случае. Только укрепляет в о мнении, что следует бежать и как можно дальше. Меня воспитывали так, чтобы при случае жертвовать жизнью ради страны и рода… но здесь другое. И становиться разменной монетой в грязных играх я не собиралась. Не добровольно, во всяком случае.

А следующие слова только подтверждают мою правоту… правда еще и заставляют ощутить себя так, будто я провалилась под лед без возможности спастись.

Потому что тот, кто мог бы протянуть мне руку, никогда этого не сделает.

— Надеюсь Талис все так же невинна? — тэн Эштрада подается вперед.

— Она не давала повода усомниться в своем благоразумии… в этом отношении, — довольно брезгливо отзывается отец.

— Замечательно, — мерзкий язык облизывает тонкие губы так, что меня начинает ощутимо тошнить, — Её девственность и магия укрепят наши осколки и возможности… И мы получим то, что собирались.

Я больше не могу этого слышать — иначе рискую взвыть и обозначить свое присутствие.

Получается, помимо всего прочего, предметом торга была еще и невинность и магия?! Ходили какие-то слухи, что есть ритуалы — запрещенные и довольно неприятные — позволяющие чуть ли не выдрать чужие осколки и усилить собственные возможности… Но разве это не были глупые страшилки?