Книга Джем и Дикси - Сара Зарр

– Что?

– Что? – передразнивает она. – Если ты не заметила, я уже разулась.

– Ну так надень обувь.

За обувью приходится идти в спальню. Когда я возвращаюсь, Дикси уже ждет у дверей, натягивая шлепанцы на обтянутые колготками ноги.

– Спорю на что угодно, что в них ты свалишься с лестницы и умрешь, – фыркаю я, наблюдая за тем, как она ковыляет, шаркая подошвами.

Сестра лишь пожимает плечами.

Я нагибаюсь, чтобы завязать шнурки.

– А где мама?

– Еще не вернулась.

– Откуда?

– Мне-то почем знать?

Я выпрямляюсь и ловлю взгляд Дикси.

– Как думаешь, Наполеон угостил бы меня сэндвичем?

Дикси звонко смеется в ответ.

– Боюсь, тебе за это придется показать ему грудь.

– Ах, так вот как это работает?

– Нет, конечно, Джем! Я же шучу! Неужели ты и правда подумала, что я…

Она качает головой.

– Ты никогда не понимаешь моих шуток, Джем.

На самом деле все это не имело никакого значения. Я и так знаю, почему Дикси достаются сэндвичи, а мне нет.

Дикси красивая. В нашей семье никто не может похвастаться лицом с обложки, но красота Дикси другая. Она из тех девушек, которые притягивают взгляд, на которых хочется смотреть снова и снова – украдкой, тайком, пока не поймали с поличным. В ее внешности удивительным образом сплелись мягкость и жесткость, вызывающая притягательность и бескомпромиссная недоступность. Ее мягкая фигура, ее прическа, выражение лица, когда она удивляется, злится или смеется, – в Дикси очаровательно все. Но есть в ней и другое – жесткое, неприступное, даже пугающее. Что-то, что с первого взгляда дает понять: Дикси и пальцем не тронуть без ее разрешения. И этого разрешения не будет.

Это странное очарование проснулось в сестре еще в средней школе. К тому времени, как она перешла в старшие классы, любому хватало и пяти минут в ее компании для того, чтобы напрочь потерять голову. Всего пять минут в обществе этой девчонки – и ты уже хочешь покупать ей еду, дарить всякие безделушки, прикасаться к ней, вызывать у нее улыбку. Девочки мечтают дружить с ней, мальчики – встречаться. Для Дикси делают сэндвичи, пополняют счет телефона. Ее обожают. А в это время я, ее тусклая тень, брожу по школе в одиночку и пытаюсь понять, как заставить кого-то хотя бы запомнить мое имя.

Мы молча пялимся друг на друга. Наверное, сестра думает, что это очередная странная игра, гляделки: кто первым сдастся и отведет взгляд, тот и проиграл. А я всего лишь пытаюсь разглядеть в глазах Дикси себя, увидеть себя ее глазами. Интересно, вглядывается ли она в меня так же, как вглядываюсь в нее я? Замечает ли детали – мое лицо, мою одежду, фигуру? Ищет ли она себя во мне так, как я ищу себя в ней?

И вдруг я слышу ее смех:

– Ты такая жуткая, Джем. Уверена, те девятиклассники были в ужасе от твоих глаз.

Я боюсь показать ей, что не люблю, когда надо мной подшучивают, поэтому просто выпучиваю глаза еще больше, пытаясь сделать взгляд еще более жутким.

– Брр! – Дикси кривится в притворном ужасе. – Пойдем уже, пока все крысы не вылезли.

2

Этой ночью я снова проснулась. Почему снова? Да потому, что почти каждую ночь что-то будто выталкивает меня из сладких объятий сна. Шум на улице, дурной сон, возвращение мамы с работы или гулянок – причина не так уж и важна. Стоит только городу погрузиться в темноту, и что-то обязательно случается, заставляя меня высунуть нос из-под одеяла.

Оглядевшись, я обнаруживаю, что кровать Дикси пуста. Сестра всегда имела обыкновение тихонько слоняться по дому ночью, но что-то подсказывает мне, что это не тот случай. Навострив уши, я слышу два голоса, Дикси и мамы, доносящихся из нашей гостиной.

Поднявшись с кровати, я крадусь по коридору и замираю в темноте, совсем рядом с гостиной. Они сидят на диване, почти вплотную. По плечам мамы небрежно рассыпались светлые, с темными кончиками волосы.

Когда до меня доносится еле слышный хруст, я приглядываюсь и замечаю в руках Дикси пачку чипсов. К хрусту присоединяется еще один шелестящий звук, в котором я не сразу узнаю воодушевленный, явно с трудом сдерживаемый шепот сестры. В какой-то момент мне чудится, что она говорит обо мне, но я тут же прогоняю эту мысль. Мне и раньше казалось, что мама и сестра частенько обсуждают меня за моей спиной, особенно с тех пор, как Дикси перешла в старшую школу. Только с вторжением сестры в мою отшельническую школьную жизнь я почувствовала что-то новое, но очень неприятное: нас не сравнивал только ленивый. Конечно же все замечали, что у меня нет друзей, как будто в этом было что-то плохое. На самом деле это очень удобно: я могу заглядывать к мистеру Бергстрому, школьному психологу, в любой момент, не боясь, что кто-то станет совать в это свой нос. С появлением Дикси весь мой привычный мир рухнул, и мне пришлось смириться с тем, что теперь я находилась под неусыпным наблюдением сестры, всегда готовой настучать на меня маме.

Интересно, что она может говорить обо мне сейчас?

«Джем – изгой».

«Джем вечно сидит в кабинете психолога».

«Джем берет деньги у младшеклассников, чтобы купить себе равиоли».

Меня передергивает от этого шепота внутреннего голоса, и я делаю шаг назад, в темноту коридора, чтобы видеть и слышать все, что происходит, но оставаться незамеченной. Я практически перестаю дышать, чтобы разобрать шепот Дикси.

– …так что я не стала переодеваться. И уж точно не собиралась после его мерзкой фразы: «Ох, когда же я снова увижу тебя в шортах, Дикси?» Придурок. Я пожаловалась мисс Моузер, но она все еще считает это прогулом. Поэтому они тебя и вызвали.

А, она говорит о Джиме с физкультуры, а не обо мне.

Облегченно выдохнув, я нервно почесываю руку, совершенно забыв о том, что хоть меня и не видно, но слышно прекрасно. Мама и сестра поворачиваются в мою сторону почти синхронно. На груди мамы, скрытой под черным топом, висят многочисленные подвески и кулоны на кожаных шнурках. На выглядывающей из-под ткани ключице виднеется краешек татуировки с русалкой. Мама всегда притягивала взгляды, точно так же, как и Дикси. В ее лице сквозило то, чего не найти ни у моделей, ни у актрис: завораживающая, притягательная харизма. Внутренняя сила, не заметить которую было просто невозможно. Даже здесь, на этом потрепанном временем диване, мать и сестра составляют такой убийственной силы тандем, что я почти физически начинаю ощущать, как моя невзрачность на их фоне становится очевидней вдвойне.

Мама подает голос первой:

– А вот и ты. Мы тебя разбудили?

Она натягивает одну из своих самых искусственных улыбок. Натягивать улыбку для Дикси ей никогда не приходится. Мистер Бергстром как-то спросил, не надумываю ли я. К несчастью, он ошибался – и явно изменил бы свое мнение, если бы увидел эту улыбку своими глазами.