Книга Дом на краю ночи - Уильям Хоуп Ходжсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но ведь у моря и у жизни человека на корабле есть не только внешняя, парадная сторона. Есть и оборотная, «изнаночная», та, что связана с «сумеречными состояниями» человеческого духа, с тем, о чем писал Гумилев:
Но в мире есть иные области,
Луной мучительной томимы.
Для высшей силы, высшей доблести
Они навек недостижимы.
Там волны с блесками и всплесками
Непрекращаемого танца,
И там летит скачками резкими
Корабль Летучего Голландца…[26]
Профессия моряка интернациональна — ведь океан един для всех жителей Земли, и един, интернационален страх, испытываемый перед морской пучиной. Для моряков разных стран общим был морской фольклор, истории, полные пророчеств и примет. На протяжении столетий складывались у моряков всех стран легенды и суеверия об океане. Об этом хорошо сказал Киплинг:
Мы обошли всю карту,
Все новые пути,
Нам острова светили,
Которых не найти.
От страха — волос дыбом,
А ночь пройдет едва, —
Играет против ветра пустая синева.
Мы спутников имели,
Суливших нам беду,
И вспыхивали ванты огнями на ходу.
Сквозь ураган багровый
И сквозь туман в глазах
Голландец против ветра
Летел на парусах.
То Лотовый нас кликал,
Сгоняя глубину,
То мы Пловца слыхали,
Что не идет ко дну.
…И мы не раз встречали
На северных морях
Безмолвный призрак шхуны
Всех китобойцев страх.[27]
Помимо «морской» составляющей, прозу Ходжсона отличает насыщенность страшным и таинственным, что также шло от национальной традиции английской литературы, от традиции готического романа.
Готический роман (роман ужасов, «черный роман») появился в Англии в 60-х гг. XVIII в. Последняя треть XVIII в. — время переходное для английской литературы, период кризиса просветительского рационализма, появления новых, романических форм осмысления реальности. Происходит пересмотр просветительской эстетики, готический роман противопоставляет логичной, выстроенной на законах разума и естественных наук картине мира картину иную, в которой нет и быть не может места житейскому правдоподобию и логике. Присутствует же, напротив, фантастическое, неестественное, мрачное, трагичное, есть зловещая атмосфера тайн и кошмара, есть вмешательство в судьбу человека неведомых, сверхъестественных, пугающих, жутких сил, существующих за пределами человеческого восприятия и понимания. Об этом писал основоположник готического романа Хорэс Уолпол, автор романа «Замок Отранто» (1764). В «Замке Отранто» было все то, что потом стало каноном для эстетики готического романа: здание готической архитектуры (замок или аббатство), где разворачиваются зловещие и драматические события, таинственные приключения героев.
Книга Уолпола, романы Клары Рив «Старый английский барон» (1777), Уильяма Бекфорда «Ватек. Арабская повесть» (1786), Анны Радклифф «Удольфские тайны» (1794), Мэтью Грегори Льюиса «Монах» (1796) имели шумную известность, о чем современник писал так: «Из всех возможных видов суеверия, влияние которых в любой век испытывает человеческий ум, ни один, кажется, не воздействует на так сильно на человеческую психику, как готика… Даже самый просвещенный ум, свободный от малейшего налета суеверия, невольно признает над собой ее власть».[28]
Принято выделять две школы готического романа: Хорэса Уолпола (и Мэтью Грегори Льюиса) и Анны Радклифф. Авторы первой — и в особенности Льюис — не заботились об объяснении происходящих сверхъестественных событий и, наполняя свое произведение фантастическим ужасом, не думали о его природе. Тогда как Радклифф, не менее эффектно создавая в своих книгах атмосферу почти физически осязаемого ужаса, дает всем кошмарам, возникающим на страницах ее произведений, правдоподобное рационалистическое объяснение.
Готический роман внес в национальную литературу Великобритании не только и не столько изображение привидений и различных ужасов (все это было еще у Шекспира и драматургов-елизаветинцев). Но, вместе с особым антуражем действия, показал ожидание страшного (которое воздействует на читателя куда сильнее, чем сам ужас) и ощущение возможности того, что страшное может случиться с каждым, причем всегда и везде, и оно неизбывно, неминуемо.
Страх — одна из самых (если не самая) сильных человеческих эмоций, существующих с самого начала появления человека как биологического вида, страх — особенно перед явлениями непонятными, не объяснимыми человеком, лежащими за пределами его понимания, — лежит в основе готической прозы. Непонятное и страшное всегда притягивало человека, обретая образы таинственные, мистические, сверхъестественные, потому-то потребность в «страшной» литературе — в природе человека.
Англия не только дала первые образцы готической литературы (причем в самых разных ее видах: от поэмы до романа), но продолжала своеобразное лидерство в этой области, т. к. на протяжении всего XIX в. в стране продолжали выходить новые и новые примеры. Поэмы С. Т. Колриджа «Кристабель», драма Дж. Г. Байрона «Манфред», романы Вальтера Скотта, Уильяма Годвина, Мери Шелли, Чарлза Роберта Мэтьюрина — это мы видим в первой трети века. Далее — появляются повести и рассказы Бульвер-Литтона, Шеридана ле Фаню, элементы готики возникают в произведениях самых разных писателей, в том числе известных как последовательные реалисты: Чарлза Диккенса, Элизабет Гаскелл, Уилки Коллинза, Эмилии Бронте.
На рубеже XIX–XX вв. в английской литературе сложилась такая ситуация, когда вполне обоснованно критики говорили о «золотом веке» литературы ужасов, к которой в то время обращались такие авторы — и их известность основывалась на достижениях в иных сферах творческой деятельности, — как Р. Л. Стивенсон, Г. Джеймс, О. Уайльд, Р. Киплинг, Д. Конрад. Но было много и подделок, откровенных спекуляций на таинственном и непонятном, попыток добиться успеха путем нагромождения немыслимых кошмаров. Однако подлинные мастера готической прозы не стремились напугать читателя умножением кошмаров, но лишь создавали атмосферу, обстановку ужасного, психологически оправданного страха.
К числу таких писателей следует отнести и Уильяма Хоупа Ходжсона. По сути дела, он сделал то, что сделала в свое время Анна Радклифф, о которой так писала английская пресса в 1895 г.: «Рассказы о призраках и кровавых убийствах повторялись до тех пор, пока окончательно не приелись. Нужен Гений, подобный Радклифф, чтобы терзать наши души осязаемым ужасом».[29]