Книга Царственная блудница - Елена Арсеньева

– Письмо... – пожал плечами Лесток,ощущая полное свое бессилие. – Ну что такое это письмо?! Сущая безделица.А от него судьба зависит... Ваша судьба. Судьба России, наконец!

Елисавет швырнула в стену вторую туфельку ирасплакалась, по-бабьи подвывая.

1755 год

Париж

– Ну, мадемуазель де Бомон, –пробормотал герцог де Сен-Фуа, глядя на нежную блондинку с точеной фигурой ипрелестным лукавым личиком, присевшую в реверансе, – я предрекаю вамогромный успех... – Тут он замялся, потому что взгляд его скользнул вдекольте красотки... так себе, мягко выражаясь, было и декольте, и егосодержимое, а грубо говоря, вовсе никакое! И Сен-Фуа уточнил с усмешкою: – Улюбителей девственных форм.

Голубые глаза блондинки обратились к его лицус испуганным выражением, и Сен-Фуа пожалел дебютантку:

– Могу вас успокоить: таких при дворе оченьдаже немало. Иногда, знаете, вкусы общества меняются. То, к примеру, в модерубенсовское изобилие плоти, а через неделю все кавалеры гоняются за женскимиподобиями какого-нибудь Гиацинта или Кипариса. Надобно вам сказать, что дажеего величество предпочитает худышек. Ваша покровительница мадам де Помпадурникогда не отличалась пышным бюстом, однако, сами знаете, достигла немыслимых высот.Кстати, это ей вы обязаны изысканностью своего наряда?

Мадемуазель де Бомон кивнула с благодарнойулыбкой, вспоминая часы, которые провела в обществе всесильной подруги короля(нездоровье мешало мадам Жанне де Пуассон, герцогине де Помпадур оставатьсяпылкой любовницей Людовика XV, но совсем даже не препятствовало совать свойхорошенький пряменький носик как в личную жизнь короля, так и, что гораздоважнее, в сферу политики, причем весьма плодотворно). А обряд одеваниямадемуазель де Бомон относился именно к разряду сложнейших политических интриг.И все же, при осознании всей важности сего дела, мадам де Помпадур искренневеселилась, наблюдая, как странно ведет себя ее политическая протеже:

– Не хмурьтесь, э-э... мадемуазель. Что такое?Вам неудобно?

– Я ненавижу корсеты! – фыркнула Лия деБомон, раздувая ноздри.

– О, понимаю. При вашем сложении корсета вродебы и не надобно, талия ваша удивительно тонка, однако что поделаешь: таковыузаконения моды! Совершенно немыслимо даме вашего положения показаться вобществе без корсета.

– Я не могу дышать. Ох, я сейчас в обморокупаду! – плаксиво сообщила мадемуазель де Бомон.

– Кстати, хорошая мысль! – воодушевиласьмадам де Помпадур. – Имейте в виду: слезы и обморок – очень сильноеоружие. Не стоит им злоупотреблять, чтобы у мужчин не выработалась привычка, ноизредка применять эти маленькие дамские слабости очень полезно.

– Благодарю за совет, мадам. Следует липонимать его так, что вы сами порою используете сии маленькие слабости вотношениях с его величеством? – не сдержала ехидства жертва корсета.

Герцогиня де Помпадур подняла тщательноподчерненные брови. Вообще-то она родилась светлой блондинкой (совершеннобелобрысой!) и брови имела белесые, да и вообще была довольно бесцветна, однакооб этом никто не догадывался, ибо все ухищрения косметики предлагались куслугам самой могущественной особы во Франции. Что и говорить, Лия де Бомоншутила с этой дамой весьма неосторожно...

Впрочем, мадам Помпадур находилась нынче вотличном расположении духа.

– Мне, пожалуй, следовало бы рассердиться, норазве это возможно, когда глядишь на такую милашку? – нежно усмехнуласьона, лаская двумя пальцами шелковистый, нервно вздрагивающий подбородок«милашки». – К тому же вы правы, дитя мое. Я такая притворщица, такаяпритворщица... Но вы, пожалуй, дадите мне фору, как говорят наши врагиангличане, не так ли? А теперь, – обратилась она к портному, – прошувас, наденьте нашей куколке юбки.

– Пресвятая Дева! – пробормоталавышеназванная «куколка», с непритворным ужасом глядя на громоздкоекуполообразное сооружение из пяти рядов закругленных тростниковых прутьев,которое выставил на середину комнаты портной герцогини. Внизу сооружение былонепомерно высоким, а вверху сужалось до размеров затянутой в корсет талии.Обручи скреплялись меж собой клеенкой. – А вот интересно, как в этомreifrock [1] прикажете падать в обморок?!Обручи-то сломаются!

– Вы предпочитаете немецкое название? –удивилась герцогиня. – Мне больше по душе наше французское слово«кринолин». И не пугайтесь, тростник достаточно гибкий, и сломать его очень непросто. Даже если не в меру игривый кавалер повалит вас на оттоманку, скринолином ничего не произойдет.

Вскоре выяснится, что мадам де Помпадур как вводу глядела... насчет оттоманки-то... Ну что ж, она хорошо знала свет!

Надевание кринолина и натягивание на него двухюбок, нижней – с легкими, воздушными оборками – и верхней, с разрезом спереди, дабывидеть эти самые оборки, – прошло в смиренном молчании, изредкаперемежаемом страдальческими вздохами Лии де Бомон.

– Ну вот, – довольно сказала мадамПомпадур, когда последние булавки были прилажены, а последние шнуркизавязаны. – С одеждой покончено, теперь кутюрье может уйти, а мы пригласимкуафёра. Ну, полно кланяться, мсье, у нас мало времени. Прошу вас, угомонитесь!Лучше займитесь прической этого очаровательного создания.

– Рад служить, мадам! Счастливслужить... – засуетился куафёр.

– О-о! Ради всего святого, осторожней! –завопило вдруг «создание». – Вы обожгли мне лоб! Разве не лучше было бынадеть парик, чем навивать эти дурацкие бараньи кудряшки?!

– О боже, вы рассуждаете, словно какая– нибудьпрусская графиня, которая живет допотопными представлениями о красоте! –возмутилась мадам Помпадур, в душе которой ненависть к пруссакам равняласьтолько ненависти к англичанам. – Парики уже отошли в прошлое, их носяттолько крестьяне, а что касается дамы, доверие которой вы должны завоевать, онаих никогда не любила. Она гордится своими рыжими волосами и лишь слегкаприпудривает их, а причесывает гладко или немного взбивает. Ну, гладкаяприческа вам едва ли пойдет, поэтому здесь надо будет поднять, и еще вот здесь,а тут мы опустим локон. – И мадам Помпадур, делая вокруг своей бесподобнопричесанной и, к слову сказать, весьма разумной головы причудливые жесты, далапонять куафёру, что именно от него требуется.

Куафёр оказался мастером своего дела, и спустякакое-то время мадам восторженно вздохнула:

– Ах, это истинное произведение искусства! Вамнравится?