Книга Северное сияние - Нора Робертс

— Чарлин вообще-то безобидная, — говорила тем временем Хопп. — Но стоит ей дать волю — до смерти мужика может задразнить.

— Обо мне не беспокойтесь, мамочка.

Она опять засмеялась своим, похожим на пароходный гудок, смехом и вставила ключ в замочную скважину двести третьего номера.

— Мужик ее лет пятнадцать назад бросил, оставил с дочкой на руках — и никакой помощи. Она ее неплохо воспитала, хотя временами они с Мег грызутся, как две кошки. С тех пор у Чарлин мужиков вагон перебывало, и с каждым годом все моложе и моложе. Я тебе сказала, она для тебя старовата. — Хопп обернулась. — А на самом-то деле выходит, это ты для нее староват. Тебе сколько, тридцать два?

— Да вроде так было, когда из Балтимора выезжал. А сколько с тех пор прошло, даже не знаю…

Хопп качнула головой и распахнула дверь.

— Чарлин тебя на десять с лишним лет старше. У нее дочь без малого твоя ровесница. Имей это в виду, так, на всякий случай.

— А я думал, бабы любят, когда хоть кому-то удается заарканить молодого мужика.

— Хорошо же ты женщин знаешь… Нас это бесит — не мы же его заарканили. Ну, вот…

Он вошел в обшитую деревом комнату. Из мебели была кованая кровать, гардероб с зеркалом, небольшой круглый стол, два стула и крохотный письменный стол.

Комната была чистая, просторная и не вызывала никаких эмоций.

— А здесь у тебя маленькая кухонька. — Хопп отодвинула синюю штору, за которой скрывался крошечный холодильник, двухконфорочная плита и раковина величиной с ладонь. — Я бы на твоем месте питалась внизу, если только кулинария не твое хобби. Здесь хорошо готовят. Не «Риц», конечно, да и номера у Чарлин получше есть, но городской бюджет не резиновый. — Она сделала еще два шага и открыла дверь. — Здесь ванная. И туалет.

— Ого! — Он заглянул внутрь.

Раковина была побольше, чем на «кухне», но ненамного. Ванны как таковой не было, впрочем, ему достаточно душевой кабины.

— Твои вещи, шеф, — объявил Джерк, внося в номер два чемодана и рюкзак с такой легкостью, как если бы они были пустые. Он водрузил их на кровать — матрас под весом прогнулся. — Если понадоблюсь — я внизу. Надо подкрепиться. Я сегодня тут заночую, в Толкитну полечу утром.

Джерк кивнул, прощаясь, и удалился.

— Черт. Погодите! — Нейт порылся в кармане.

— Я ему заплачу, не беспокойся, — остановила его Хопп. — Пока не приступил к обязанностям, ты гость муниципалитета Лунаси.

— Спасибо.

— Рассчитываю, что отработаешь. Посмотрим, как у тебя дела пойдут.

— Обслуживание номеров! — пропела Чарлин, внося в комнату поднос с едой. При каждом шаге бедра у нее покачивались с ритмичностью метронома. — Принесла тебе уху, шеф, и добротный мужской сандвич. Кофе горячий.

— Пахнет восхитительно. Спасибо, мисс Хайдел.

— Вот еще удумал, для тебя я просто Чарлин. — Она взмахнула ресницами. Обработка началась, догадался Нейт. — Мы здесь одна большая семья.

— Тогда с чего бы нам понадобился шеф полиции?

— Не пугай его, Хопп. Номер достаточно просторный, Игнейшус?

— Зовите меня Нейт. Да, спасибо. Все отлично.

— Подкрепись и отдохни как следует, — посоветовала Хопп. — Как придешь в себя — звони. Завтра после обеда мы должны быть на собрании в мэрии, представим тебя общественности. А перед этим неплохо бы взглянуть на участок, познакомиться со своими замами и с Пич. И еще мы тебе звезду должны выдать.

— Звезду?

— Джесси хочет, чтобы у тебя непременно была шерифская звезда. Ступай, Чарлин. Дай человеку отдохнуть.

— Если что-нибудь понадобится — позвони вниз. — Чарлин одарила его многообещающей улыбкой. — Что бы ни было…

У нее за спиной Хопп закатила глаза. Чтобы избавить вновь прибывшего от чрезмерного внимания Чарлин, она взяла ее за локоть и подтолкнула к двери. Обе вышли, закрыв за собой дверь.

До Нейта долетел недовольный голос Чарлин:

— Что на тебя нашло, Хопп? Я всего лишь проявила любезность.

— Любезность хозяйки гостиницы и любезность шлюхи — не одно и то же. Когда-нибудь до тебя это дойдет.

Дождавшись, когда голоса и шаги стихнут, Нейт заперся на ключ. Потом снял куртку, точнее, сбросил ее на пол, стащил вязаную шапочку и швырнул следом. Шарф полетел туда же. Расстегнул утепленный жилет и отправил поверх кучи.

Оставшись в рубашке и штанах (правда, поверх специального термобелья), он принялся за суп, но за стол не сел, а с тарелкой и ложкой в руках расположился у темного окна.

Половина четвертого дня, если верить часам на тумбочке. А уже темно, как ночью. Он хлебал уху и смотрел в окно. На улице горели фонари, высвечивая контуры строений. Повсюду были рождественские гирлянды, на крышах домов — фигуры Санта-Клауса и северных оленей.

А вот людей не было. Жизнь замерла. Движения никакого.

Он машинально жевал еду, от усталости даже не ощущая вкуса.

«Не город, а кинопавильон», — подумалось ему опять. Это не дома, а фальшивые фасады, а люди внизу — не более чем горстка призраков.

Может, это только причудливая галлюцинация? Порождение его депрессии, горя, злобы — гадкого клубка эмоций, толкнувшего его в эту Тмутаракань?

Завтра он проснется у себя в квартире, в Балтиморе, и постарается собраться с силами, чтобы прожить еще один день.

Он взял в руки сандвич и стал жевать, все так же стоя у окна и глядя на безлюдный черно-белый мир с нелепой на этом фоне праздничной иллюминацией.

Может, ему суждено тоже войти в этот мир? И стать персонажем мистической пьесы. А потом его силуэт станет постепенно чернеть и размываться, как заключительные кадры старого кино. И все будет кончено.

Он стоял и думал о том, что все может в любой момент оборваться. Отчасти ему этого даже хотелось.

Но тут в его поле зрения возникла фигура. Она была в красном и от этого выглядела ярко и вызывающе, словно появилась на бесцветном полотне, придав ему некое подобие движения.

Это движение было резким и отчетливым. Жизнь, полная смысла; движения, подчиняющиеся конкретной цели. Быстрые, уверенные шаги на белом фоне, оставляющие на снегу глубокие следы.

Мужчина это или женщина, а может, ребенок, разобрать он не мог, но что-то в этих ярких красках, в этой уверенной походке привлекло его внимание, заинтересовало. Словно почувствовав на себе взгляд, человек остановился и посмотрел на окна.

И снова все стало черно-белым. Белое лицо, черные волосы. Но и эта, весьма приблизительная, картина расплывалась в сумеречной мгле.

И снова безмолвие и неподвижность. Затем фигура возобновила движение, она направлялась в сторону гостиницы и вскоре скрылась из виду.