Книга Записки о Московии - Генрих фон Штаден

Тут начал я брать к себе всякого рода слуг, особенно же тех, которые были наги и босы (nackt und bloss); одел их. Им это пришлось по вкусу. А дальше я начал свои собственные походы и повел своих людей назад внутрь страны по другой дороге. За это мои люди оставались верны мне. Всякий раз, когда они забирали кого-нибудь в полон, то распрашивали честью, где — по монастырям, церквам или подворьям — можно было бы забрать денег и добра, и особенно добрых коней. Если же взятый в плен не хотел добром отвечать, то они пытали его пока он не признавался. Так добывали они мне деньги и добро.

Как-то однажды мы подошли в одном месте к церкви. Люди мои устремились вовнутрь и начали грабить, забирали иконы и тому подобные глупости. А было это неподалеку от двора одного из земских князей, и земских собралось там около 300 человек вооруженных. Эти триста человек гнались за какими-то шестью всадниками. В то время только я один был в седле и, не зная еще — были ли те шесть человек земские или опричные, стал скликать моих людей из церкви к лошадям. Но тут выяснилось подлинное положение дела: те шестеро / об./ были опричники, которых гнали земские. Они просили меня о помощи, и я пустился на земских.

Когда те увидели, что из церкви двинулось так много народа, они повернули обратно ко двору. Одного из них я тотчас уложил одним выстрелом наповал; потом прорвался чрез их толпу и проскочил в ворота. Из окон женской половины на нас посыпались каменья. Кликнув с собой моего слугу Тешату, я быстро взбежал вверх по лестнице с топором в руке.

Наверху меня встретила княгиня, хотевшая броситься мне в ноги. Но, испугавшись моего грозного вида, она бросилась назад в палаты. Я же всадил ей топор в спину, и она упала на порог. А я перешагнул через труп и познакомился с их девичьей.

Когда я поспешил опять во двор, те шестеро опричников. упали мне в ноги и воскликнули; «Мы благодарим тебя, господин (Негге). Ты только что избавил нас от смерти. Мы скажем об этом нашему господину и пусть он донесет великому князю, как рыцарски (ritterlich) держался ты против земских. Собственными глазами видели мы твое бережение (Vorsichtigkeit) и храбрость». / 87/ Я же, обратившись к моим слугам, сказал им: «Забирайте, что можно, но поспешайте!».

Затем мы проехали всю ночь и подошли к большому незащищенному посаду. Здесь я не обижал никого. Я отдыхал.

Пробыв на покое два дня, я получил известие, что в одном месте земские побили отряд в 500 стрелков — опричников.

Тогда я возвратился к себе в село Новое, а все добро отослал в Москву.

Когда я выехал с великим князем, у меня была одна лошадь, вернулся же я с 49-ью, из них 22 были запряжены в сани, полные всякого добра.

Когда великий князь пришел в Старицу, был сделан смотр, чтобы великому князю знать, кто остается при нем и крепко его держится. Тогда-то великий князь и сказал мне: «Отныне ты будешь называться — Андрей Володимирович». Частица «вич» означает благородный титул (ist furstlich und adelich). С этих пор я был уравнен с князьями и боярами. Иначе говоря, этими словами великий князь дал мне понять, что это — рыцарство. В этой стране всякий иноземец занимает лучшее место, если он в течение известного времени умеет держать себя согласно с местными обычаями.

Великий князь поехал в / об./ Александрову слободу и распорядился там постройкой церкви. Я же не поехал с ним, а вернулся в Москву.

Потом все князья и бояре, которые сидели в опричных дворах (die in den Hofen Aprisnay sassen), были прогнаны; каждый, помня свою измену, заботился только о себе (ein jeder weiss hir sein eigen Herz).

Когда великий князь приводил это в исполнение, в стране еще свирепствовала (regirte) чума. Когда я пришел на Опричный двор, все дела стояли без движения (das Regiment war beigelegt). Начальные бояре косо (saur) посмотрели на меня и спросили: «Зачем ты сюда пришел? Уж не мрут ли и на твоем дворе?». «Нет, слава богу!» ответил я. Тогда уж они больше не спрашивали меня, что я здесь делаю.

Здесь я убедился, что боярские холопы получили разрешение уходить от своих господ во время голода. Тогда к своим прежним холопам я Прибавил еще нескольких. Памятуя слова великого князя: «ты должен именоваться отныне Андрей Володимирович», — я устраивал свою жизнь соответственно с этим.

У меня были дела с одним бюргером в Ашерслебене округа Гальберштадт — Гартманом Крукманом. Если бы он не обошелся со мною нечестно, то я смог бы приблизиться к соболиной казне (Zobelschaz) и получил бы оттого такой барыш, что, вернувшись в христанскую землю (in die Christenheit), я мог бы вести дворянскую жизнь. / 88/ Но тогда я рассуждал так: так как он Крукман остается за рубежом, то ты должен вернуться, подняться выше ты не можешь! Но из-за денег я должен был еще поучиться русскому праву.

Именно: приходит муж моей служанки Анны; ему и ей я доверял все мое имущество, от чего он получал наверное хорошие барыши. В расчете на то, что он сохранит то, что украл у меня, он подал челобитье, будто я хотел его заставить дать на себя кабалу (Hantschrift), как это было тогда в обычае. Ибо никто не смел держать слуги без кабалы; никто этого и не делал. И каждый слуга должен был дать своему господину кабалу, иначе он не мог быть принятым. Одна кабала называлась полной (leipeigen), другая же писалась так: «Я, имя рек, объявляю, что я получил от такого-то деньги; росту будет дано с пяти — один». Если кто-нибудь держит слугу или служанку без кабалы, то они могут свободно обокрасть его и уйти прочь (spazieren gehen) у него на глазах. Если же слуга или служанка дадут на себя кому-либо кабалу, то никто другой не может их принять. А если примет и господин уличит его в этом, то дело идет на суд. Если мой кабальный убежит / об./ и пожелает записаться в опричнину в стрельцы, то являюсь я и не даю на то своего согласия.

Не было запрещено записывать в опричные стрельцы слуг опричных князей и бояр.

Слуга начал с того[83], что взял во дворе у одного «стрельца в залог за пропитые, но не выплаченные им деньги, кафтан. А стрелец этот убежал. Тогда схватили моего слугу и связанного приволокли на суд. Слугу спросили — чей он? Тит отвечал: «Андрея Володимировича». Немедленно вызвали на суд и меня. И стрелецкий голова обратившись к боярам сказал: «На этом дворе убит стрелец. Великий князь не хочет терять своего: у стрельца было золота и денег на 60 рублей. Прикажите ему возвратить эти деньги». — Решение было быстро произнесено, тем более, что на суде был предъявлен и кафтан! Я должен был заплатить. Остальные стрельцы радовались этому и немедля хотели взять меня на правеж (vor Recht) и бить меня палками по ногам. Но бояре сказали: «Не бейте! Оставьте его / 89/, пока он не принесет денег». Когда же я положил деньги на стол, стрелецкий голова заявил, что он ошибся, обвинив меня в такой незначительной сумме. «Я должен был искать целую тысячу», сказал он.

После того мой слуга был отпущен и отдан мне. Бояре сказали: «Возьми своего слугу и делай с ним, что хочешь». Так я, как только пришел к себе на двор, приказал подвесить его в кладовой за руки. Он же взмолился: «Государь! Отпусти меня! Я добуду тебе твои деньги». «Ну, хорошо!» — отвечал я. Тогда он взял рубаху и завернул в нее один из моих золоченых кубков. Затем пошел к одному человеку, торговавшему солодом: говорили, что моя служанка приносила к нему на хранение часть украденных у меня денег. Слуга, придя к нему в дом, попросил хозяйку взять на хранение его рубаху, а сам внимательно следил, куда она ее положит. Затем я схватил моего слугу и повел на суд и просил бояр дать мне целовальников, будто бы я хорошо знаю, где / об./ находились деньги, украденные у меня моим слугой. Когда мы подошли к дому, где была рубаха с золоченым кубком, туда же привели и моего слугу раздетого донага, и водили его по всем углам. Хозяйка быстро сообразила, в чем дело, кричала и плакала. Как только в присутствии целовальников слуга нашел рубаху, ее тотчас же опечатали, этим дело было уже выиграно. Хозяйку схватили и повели на Судный двор (Richthof). Мне было стыдно, что я поклепал напрасно эту женщину: в земщине она была моей ближайшей соседкой; ее первый муж был иконописец (Biltmaler).