Книга Тысяча ночей и еще одна. Истории о женщинах в мужском мире - Ханан Аль-Шейх

– Я нарушила свою клятву, но никогда не пожалею об этом, потому что калиф не похож на других мужчин.

Он пробудился и с радостью увидел меня рядом, и мы поцеловались.

Я показала ему, что вышила на нижней рубашке, которую носила под платьем: «Обещаю тебе, тело, не дать мужчине прикоснуться к тебе, чтобы избавить тебя от страданий».

Он поцеловал меня в лоб.

– Уверяю тебя, что со мной ты никогда не изведаешь страданий. Дай мне один месяц, и тогда я составлю брачный договор.

Калиф поселил меня в прекрасных покоях во дворце, и прислуживали мне десять рабынь. Наши дни переходили в ночи, а ночи в дни, и стали мы неразлучны, как рыба с водой.

* * *

Хозяйка дома и избитая сестра перешептывались об услышанном, ахая и ужасаясь, а закупщица продолжала рассказ.

– Когда калиф уходил, мое сердце отсчитывало мгновения, оставшиеся до его возвращения, а когда я причесывалась и волосы закрывали мое лицо, он говорил: «Зачем ты меня покидаешь?»

Но настал день, когда госпожа Зубейда послала ко мне своего евнуха с приглашением на ужин.

Голос закупщицы дрогнул, и она умолкла, сглотнула, но заставила себя продолжить. Калиф и визирь переглянулись.

Я приняла приглашение, но мой евнух побежал вслед за мной.

– Тебе непременно нужно туда идти, госпожа?

– Да, непременно, я не хочу поссориться с госпожой Зубейдой.

Теперь я понимаю, что евнух хотел предостеречь меня. Ведь все во дворце знали, что госпожа Зубейда ничего не ест и не пьет уже шесть недель, потому что калиф оставил ее своим вниманием, а женщины в гареме все это время его и вовсе не видели.

От того, что калиф все время проводил со мной, пострадали не только его отношения с женщинами. Министры правительства жаловались, что он пренебрегает государственными делами, выходя из дворца только на пятничную молитву. Сам визирь, Джафар Бармесид, пытался его урезонить, указывая на растущее недовольство.

– Я так очарован ею, что не могу ничего с собой поделать, и сердце мое у нее в руках, – отвечал повелитель правоверных.

Но Джафар не отступался: он убеждал калифа вернуться к делам государства без опасности для нашей с ним любви: «Она всегда будет ждать тебя здесь, о повелитель правоверных».

Однажды визирь предложил повелителю отправиться на охоту, и калиф согласился покинуть дворец на одну ночь.

Все это было втайне от меня – тогда я об этом ничего не знала. Калиф поселил меня вдали от всех, в роскошных покоях, и исполнял все мои прихоти – так он лишил меня всякой власти над моей судьбой.

В ночь перед его отъездом мы не могли разомкнуть объятия, словно расставались навсегда. Так оно и вышло.

Госпожа Зубейда встретила меня за ужином с большой благосклонностью, а я склонилась перед ней и поцеловала землю под ее ногами.

– Мир тебе, о повелительница Аббасидов, ведущая род от самого пророка; и да сохранит тебя Аллах Всемогущий ныне и всегда, – сказала я.

– Я и забыла, какая ты красивая, – ответила она. – Неудивительно, что мой двоюродный брат от тебя не отходит.

С восторгом услышала я то, что она произнесла затем:

– Он сказал мне, что скоро возьмет тебя в жены.

И она пригласила меня в зал, где было приготовлено роскошное пиршество, словно для ста человек, а не для нас двоих. Она указала мне на прелестное китайское блюдо с узором, изображающим рыб, и стала потчевать:

– Отведай баттарека – это редкое лакомство особенно любит мой двоюродный брат аль-Рашид.

Я трижды притронулась к блюду из уважения к калифу. Но стоило мне проглотить еду, как веки мои опустились, земля закружилась под ногами, и я забылась.

Пришла в себя я в ужасной темноте и тишине. Руки и ноги мои болели, и когда я попробовала выпрямить их, то заметила, что они связаны. Я попыталась поднять голову, но ударилась о что-то твердое.

* * *

– О моя дорогая сестрица! – воскликнула хозяйка дома.

– Я закричала, испугавшись, что меня заживо похоронили в могиле. Но, к моему облегчению и спасению, услышала человеческий голос.

– Откройте, откройте, я живая! – кричала я.

– Аллах Всемогущий, никак в этом сундуке джинн! Спасите, ангелы небесные!

Второй голос отвечал:

– Тебе почудилось. Сундук нем, как камень, можешь разбить доски молотом.

– Нет, ради Аллаха! Не надо бить молотом, умоляю! – воскликнула я.

Оба ахнули от удивления.

– Давай бросим сундук здесь, – сказал один из них. – Мне страшно! К тому же сюда кто-то идет.

До меня донесся топот убегающих ног, а затем приближающиеся шаги.

Новый голос сказал:

– Во имя Аллаха милостивого, милосердного!

Я почувствовала, как сундук подняли, а затем услышала цоканье копыт мула по камням. Это длилось, казалось, целую вечность, но на самом деле прошло не более получаса.

Затем сундук сняли со спины мула и внесли в дом. Я услышала мужские шаги, приглушенные ковром, сундук осторожно поставили на пол и стали открывать замок, а я затаила дыхание. Наконец крышку подняли, и мужчина пробормотал: «Хвала Аллаху милостивому, милосердному! Что делает райская гурия в этом сундуке? Кто запер ее?»

Я открыла глаза и увидела, что мужчина молод и хорош собой.

– Где ты меня нашел? – спросила я.

– На кладбище, – ответил он. – Я пришел на могилу матери, умершей два дня назад, и увидел, как два человека пытались открыть этот сундук. Но услышали мои шаги и убежали. Что ж, сестра, давай я помогу тебе выбраться из этого злосчастного сундука.

Я протянула ему руку, но когда встала и сделала шаг, то чуть не потеряла сознание. Он открыл пузырек розовой воды, запах которой помог мне прийти в себя, но я все равно была очень слаба и дрожала как в лихорадке.

– Здесь есть купальня, позволь мне принести тебе полотенец и нагреть воды, – предложил он и проводил меня до двери. Я поблагодарила его и вошла. Когда я взглянула в зеркало, то расплакалась, а вспомнив о калифе, разрыдалась еще пуще.

Калиф схватился за голову и недоверчиво ею покачал, но закупщица продолжала.

Мне хотелось закричать: «Отведи меня к калифу сейчас же!»

Но я только поблагодарила незнакомца, вымылась и вытерлась. Когда я вышла, он усадил меня за стол, на котором стояло несколько блюд. Но, вспомнив, что случилось за моим прошлым обедом, я снова расплакалась.

– Не плачь, сестра, а постарайся поесть, чтобы набраться сил.

– Спасибо, и да хранит тебя Аллах за твое милосердие и добрые дела, но я не голодна.

Он приготовил чай.