Книга Час эльфов - Жан-Луи Фетжен

– Но я думал, это она заправляла всеми делами в Гильдии?

Утер опорожнил свой стакан, налил снова и предложил своему приятелю.

– Выходит, Гильдией командует кто-то другой, – сказал он, устраиваясь в глубоком кресле. – Правды нам все равно не узнать, но думаю, что нам она не солгала. С другой стороны, она ведь была всего лишь скупщицей краденого. Пока гномы контролировали Каб-Баг, ей было нечего бояться, но когда там обосновались монстры… На что им могла сгодиться такая беспомощная старуха, как она? Наверное, ей на самом деле хотелось сбежать от Хозяина, как она его называла. Она не знала, что ее люди больше не будут ей повиноваться…

Он иронически улыбнулся.

– Включая ее пажа, как видишь… Сумасброд остался, чтобы закончить дело, прежде чем присоединиться к их новому главарю.

Утер посмотрел на рыцаря и кивнул головой в сторону комнаты, где лежало тело скупщицы краденого.

– Ты видел ее руку? Ты ничего не заметил?

У Ульфина всплыла в памяти черная кровь, стекающая по белой, жирной руке. Он отрицательно покачал головой.

– Он отрезал ей палец, – сказал Утер. – Безымянный… И на самом Герри обнаружили кольцо, которое носила Маольт. Если захочешь разговорить его, не стесняйся. Желаю тебе получить удовольствие…

– А эта история с подземным ходом? Думаешь, это правда?

Утер повернулся к нему, и взгляд его вдруг сделался серьезным.

– Есть лишь один способ узнать это, Ульфин.

Рыцарь молчал. Он побледнел, когда понял, какого ответа ждал от него король.

– Ты пойдешь с Ллиэн, – сказал он. – Отдай ей кольцо Гильдии – она знает, как им воспользоваться… Фрейр будет с тобой, и ты можешь доверять ему – он сможет урезонить этого Герри. Впрочем, для того будет лучше, чтобы этот подземный ход существовал, иначе я недорого дам за его шкуру…

Ульфин улыбнулся и неторопливо допил вино.

– Ты, конечно, понимаешь, что если подземного хода не существует, то и за твой план много не дать. И тогда вся эта мясорубка будет впустую.

– У меня (и Утер сделал ударение на этом слове) нет ни малейшего намерения устраивать мясорубку.

Несмотря на продолжающиеся холода, покрывающий крыши снег и сковавший озеро и крепостные рвы лед, Лот выглядел празднично. Менее чем за неделю в армию записалось около десяти тысяч человек, из которых почти семь тысяч составляли рыцари. Утер старался ничего не упустить, и каждую свободную минуту отправлялся на укрепления, опьяненный зрелищем своих хлопающих на ветру штандартов с красным крестом на белом фоне, запахом кузниц и лошадей, поднимающимся от этого скопления людей и животных – как внутри города, так и за его пределами. Каждый час подходили новые рекруты, иногда целые отряды, пришедшие из отдаленных герцогств – кто под хоругвями, кто под знаменем, кто и просто под надетым на пику флажком, в зависимости от ранга предводителя; были здесь и простые вольные крестьяне, вооруженные луками и пиками, и молодые дворяне, приведшие пять лошадей и пару щитоносцев – тот минимум, которого требовали правила службы от любого вассала короля на сорок дней в году. Большинство сеньоров, разоренных войной, с трудом могли оснастить всем необходимым даже одного рыцаря,[28]но ни один из них не уклонился, и нескончаемый поток новобранцев образовывал огромную толпу, из которой коннетабль Лео де Гран и выделенные ему в помощь двенадцать рыцарей неустанно формировали конрои и батаи.[29]Всюду, насколько хватал глаз, наблюдалась лихорадочная подготовка к походу. Оружейные мастера, кузнецы, подмастерья ковали железо и стучали по наковальням с раннего утра до глубокой ночи, набирали в помощники пехотинцев для изготовления стрел, а также для насаживания наконечников копий на длинные, в несколько туазов, древки из ясеня, яблони или бука. Развернутый строй рыцарей упражнялся в лобовой атаке, сомкнув ряды, и земля дрожала под копытами их боевых коней. Под каждым навесом, в каждой конюшне щитоносцы смазывали жиром кожи и полоскали кольчуги.[30]Повсюду, где проходили упражнения и тренировки, воздух дрожал от криков и смеха, звона мечей и свиста стрел. Для большинства это были дни всеобщего ликования. Согласно плану короля и по его приказу любой, кто умел держаться в седле, будь то младший командир, стражник или щитоносец, немедленно производился в рыцари и отправлялся упражняться с копьем. И даже шевалье, несущие четырехугольные щиты и имеющие шпоры, получали ранг сеньора – обладателя собственного знамени и становились командующими строя рыцарей или целого конроя, хотя многим из них не было еще и шестнадцати. Получившие новые должности гордо разгуливали по городским улицам, собрав волосы узлом[31]на макушке, нацепив на спину щит, еще влажный от свеженарисованного красного креста на белом фоне, и мечтая о том, как в один прекрасный день они изобразят на щите и свой собственный герб.

Церковь, как, впрочем, таверны и бордели, тоже не пустовала. Там освящали вновь назначенных командиров и новобранцев целыми батальонами, сокращая процедуру и не соблюдая ритуал, давая только благословение – но и его надо было произнести столько раз… Это была всегда одна и та же фраза, которую повторяли целый день: «Господь Бог, удостой благословения и освящения этих людей, стоящих перед Тобой, желающих пронести знамя Святой Церкви ради ее защиты против злобной своры, чтобы, во имя Твое верующие и защитники народа Божьего, следующие за ней, обрели радость победы над врагом и восторжествовали добродетелями Святого Креста». Аминь – и дальше все сначала.

По иронии судьбы, ложь Мерлина оказалась реальностью, что больше всех удивляло его самого. Он оставил Ллиэн и остальных на берегу озера и неустанно сновал по городу. Изредка его узнавали ветераны армии Пендрагона и посылали ему приветственный жест, что было для него весьма непривычно. Побежденная, деморализованная армия преобразилась в ликующее скопление людей, готовых броситься в бой. Произошло настоящее чудо! Бедняга был бы очень удивлен, если бы услышал, что говорили у него за спиной. Он, изгой, безотцовщина, презираемый и отвергаемый всеми, становился самым великим волшебником, более могущественным, чем все маги под Черной Горой, более ученым, чем все друиды Броселианда, и молва о нем обгоняла его самого – уже все улыбались ему при встрече, и он от этого чувствовал себя как на крыльях. Да и с самим Утером произошла метаморфоза. Он спал всего лишь несколько часов за эти последние дни, но возбуждение момента поддерживало его в лихорадочном состоянии, близком к безумию, – он бывал везде, следил за всем, останавливался на каждом биваке, чтобы поговорить с людьми, схватить кусок круглого хлеба или глотнуть вина прямо из меха, и повсюду за ним неотступной тенью следовал могучий Фрейр. Варвар еще прихрамывал, но был вооружен огромной палицей, усеянной шипами, которую нес на плече, как боевой топор, вызывая полный восторг зрителей. Иногда Мерлин встречался с ними во время своих бесконечных перемещений по городу, перебрасывался несколькими словами и незаметно исчезал, как обычно, и никто не мог понять, куда он девался.