Книга Стальной корабль, железный экипаж. Воспоминания матроса немецкой подводной лодки U­505. 1941—1945 - Ганс Якоб Гёбелер

Но, выйдя за ворота базы, мы были поражены, увидев полное уничтожение центра Лорьяна английскими бомбардировщиками, налетавшими на город. Целые кварталы города представляли собой груды развалин. Едва веря своим глазам, мы шли по пустынным улицам города, окруженные абсолютной тишиной, нарушавшейся только скрипом камней и хрустом стекла под нашими ногами.

Не дойдя еще нескольких кварталов до нашего любимого района города, мы были воодушевлены и подбодрены знакомыми синкопами саксофонной музыки, слышимой издалека. Абсолютно точно, он был на месте: наш любимый квартал развлечений, каким-то чудом уцелевший от разрушения! Он был полон сотнями красивых девушек в переливающихся различными тонами цветах. Воздух благоухал сладким ароматом духов и экзотических коктейлей, делавших улицу похожей на магический уголок сада. Девушки, конечно, были ароматными украшениями этого чудесного сада, ждущими, когда их сорвут моряки.

Военная полиция, как обычно, тоже была настороже. Они прохаживались попарно, лениво обозревая нас, когда мы проходили мимо. Они понимали, точно так же, как и мы, что мы непременно схватимся с ними еще до того, как опустится ночь. Экипаж боевого корабля чертовски нуждался в первый вечер увольнения в том, чтобы выпустить пар, и не было лучшего способа сделать это, чем схватиться с «цепными псами».

Хотя прежде всего мы нуждались в хорошей выпивке и нежном женском обществе. Мы не стали ждать наших девушек, чтобы продемонстрировать им наши новые награды, поэтому разбились на небольшие группы, договорившись встретиться около полуночи. Девушки были очень рады увидеть нас, возможно, потому, что мы были полны денег и желания потратить их.

В моем любимом доме мадам у стойки сама приветствовала меня по имени. С широкой улыбкой на лице она помогла мне снять мою тяжелую серую шинель и пригласила в зал. Свою меховую шапку я швырнул через весь гардероб и попал на тот же крюк, где повесили шинель… безусловно, это был хороший знак! В мгновение ока я уже сидел, держа в руках бокал с выпивкой и хорошенькую девчонку у себя на коленях.

Однако, когда я спросил о Жанетте, мадам сказала мне, что она оставила их без предупреждения и выехала из города. Эти новости меня ошеломили. Я ссадил девицу с моих коленей и принялся пить. Чем больше я пил, тем больше злился на Жанетту за отъезд без прощания. Как я мог так ошибиться в отношении ее чувств? Как я мог оказаться таким глупым?

Через некоторое время, с помощью моих друзей, я нашел утешение в объятиях другой молодой женщины, которая сказала, что всегда любила меня. Я не поверил ей ни на минуту, но это была попытка с ее стороны развеять мою боль и разочарование. Наши лица были покрыты губной помадой, румянами… и сияли широкими улыбками. Несмотря на свою клоунскую внешность, я чувствовал в глубине своей души глубокую, непроходящую боль из-за поступка Жанетты.

Когда наша группа пустилась было в наше следующее излюбленное место, завыли сирены воздушной тревоги. Закаленные в боях (не говоря уже о том, что очень пьяные) воины вроде нас испытывали полное презрение к вражеским бомбардировщикам. В конце концов, если даже бомба Силлкока не смогла справиться с нами, то что могут сделать летящие на большой высоте несколько дюжин бомбардировщиков?

Даже когда зенитные батареи базы открыли огонь, мы не стали искать укрытия. На самом деле мы даже не ускорили шагов, когда бомбы стали рваться вблизи от наших казарм. В нашем алкогольном состоянии это действо заинтересовало нас, хотя и представлялось довольно далеким и каким-то нереальным… как ролики фронтовой кинохроники, которые мы смотрели в кино.

Но когда мы вошли на центральную площадь городка, мы были выведены из нашего безразличного состояния резким треском 37-мм зенитных орудий, открывших огонь с крыши соседнего шестиэтажного дома. Если орудие такого незначительного калибра открывает огонь, это значит, что бомбардировщики находятся очень близко. К тому же мы поняли, что ковровая бомбардировка движется прямо в нашем направлении.

Окна домов начали хлопать и разбиваться по мере того, как сотрясающая землю волна бомбовых взрывов приближалась к нам. Все мысли о беззаботности оказались забыты, когда мы со всех ног неслись к самому большому бомбоубежищу в центральном парке города. Оно представляло собой большой подземный бункер, способный принять три или четыре сотни жителей. Мы бегом преодолели двадцать ступеней, которые вели в бомбоубежище, и обнаружили, что большие стальные двери в него закрылись прямо перед нами. Мы добрались слишком поздно! Теперь нам не оставалось ничего другого, как только забиться, скорчившись, в углы лестничной клетки и ожидать решения нашей судьбы.

Вздрагивания грунта становились все более сильными. Сотрясение от каждого оглушительного взрыва ощущалось как удар в грудь. Я изо всех сил свернулся в позе эмбриона, чтобы стать как можно менее заметным. Напряжение стало невыносимым, когда волна взрывов приблизилась ко входу в убежище.

Затем раздались четыре или пять взрывов буквально поверх наших голов. Мы едва не теряли сознание от ярости взрывов. Каким-то чудесным образом мы не были поражены осколками бомбы, хотя в течение нескольких минут ничего не видели, поскольку взрывная волна подняла пыль и дым.

Мы намеревались обрести хоть какое-нибудь укрытие над нашими головами, но ни стук в двери, ни мольбы не убедили оккупантов убежища хотя бы приоткрыть дверь для нас. Животный страх взял свое, и мы решили покинуть это место. Кто-то предложил спрятаться в здании с зениткой наверху, в надежде на то, что наличие зениток заставит бомбардировщики миновать это место. Мы прикинули, что у нас есть минута или чуть больше до появления следующей волны бомбардировщиков, так что по счету «три» мы выбежали по лестнице укрытия на разрушенную улицу наверху.

Разрушения были повсюду. Прохожие, захваченные бомбардировкой на улице, ничего не видя и не слыша, бродили среди развалин. Кровь хлестала у них из носов и ушей, рты были разинуты в беззвучном крике.

Мы быстро проделали наш путь среди ужасных картин к высокому зданию с зенитной установкой на крыше. Взрывная волна от близко упавшей бомбы вдавила входную дверь внутрь, так что мы вошли в здание без всяких проблем. Мы были знакомы с обращением с 37-мм зенитками, а поэтому решили вместо того, чтобы дрожать, как перепуганные дети, на первом этаже, подняться по лестнице на крышу и помочь зенитчикам.

Мы были примерно на полпути вверх, когда услышали и безошибочно определили звук моторов тяжелого бомбардировщика, перемежающийся очередями 37-мм зениток с крыши. Не успев сказать ни слова, мы почувствовали, как все здание вздрогнуло, как рухнула одна из наружных стен, послав оползень дыма, пыли и обломков по внутренней лестнице.

Зенитчикам явно нужна была помощь, поэтому мы прорвались сквозь нагромождение досок и обшивки лестничной клетки на крышу здания. Выбравшись туда, мы увидели, что бомба попала прямо на позицию зенитчиков. Мы услышали негромкий стон и обнаружили одного зенитчика еще живым, с головы до ног залитого кровью. Других зенитчиков нигде не было видно; очевидно, они были разорваны на части силой взрыва или сброшены на землю взрывной волной.