Книга Принц Волков - Сьюзан Кринард

Потребовалась вся его воля, чтобы привести застывшее тело в движение, он подбросил поленьев в затухающий очаг, чтобы они окончательно не погасли с восходом солнца. Было практически утро, он наклонил голову, чувствуя приближение нового дня, хотя до рассвета оставалось ещё несколько часов. За это время Джой полностью оправится, а он приведёт свои мысли в порядок, чтобы больше не поддаться на провокации собственного тела. Люк нагнулся, с нарочитой бесстрастностью разглядывая её. Мягкие изгибы тела, которые он только—только начал обнаруживать и изучать, теперь были навсегда потеряны для него. Спящая нега подавила собой постоянную осторожность и гордую решительность Джой, сделала её всего лишь обычной симпатичной девушкой. Сладкая тайна по имени Джоэль Рэндал, возможно, так и останется для него неразгаданной.

Люк наклонился и поднял Джой на руки, стараясь не вдыхать её запах, не слышать дыхания, не чувствовать мягкости тела на своих руках. Он нёс её сквозь гнетущую тишину хижины через кухню, в дальнюю комнату, где стояла кровать. Аккуратно снял одежду с Джой, найдя в одном из ящиков выцветшую, сложенную, давно не используемую ночную рубашку, и надел ее на Джой. Она так утомилась, что даже не проснулась, будь иначе, возможно, он и не перенёс бы этого. Люк и без того мобилизовал все свои внутренние силы, чтобы игнорировать нежную хрупкую наготу, лежащую на его руках.

Жар от камина и печи источал достаточно тепла, чтобы обогреть комнату на остаток ночи. Джой не пошевелилась, когда Люк накрыл ее простынёй, а сверху — одеялом. Лишь раз, когда он расстелил последнее одеяло на кровати, Джой повернула голову на подушке, её веки затрепетали, и стон, донёсшийся из её приоткрытых губ, был наполнен тоской и печалью. Люк наклонил голову и постарался не слышать его. Он отвернулся в темноту, оставив Джой наедине с её снами, опасаясь своих собственных.

Она проснётся, и для неё будет новый рассвет, но для него всегда будет лишь ночь.

Глава 7

Утренний свет, льющийся сквозь тонкие занавески окна, около которого стояла кровать, медленно будил Джой ото сна, согревая лицо нежнейшей из ласк. Она лениво потягивалась в полусне, наслаждаясь светом, который щекотал щеку. Она не могла вспомнить точно, что за день сегодня или какие у нее планы, но уже могла чувствовать запах замечательного завтрака, который госпожа О'Браен готовила на кухне, и в этот момент блаженства ей больше ни о чем не хотелось думать.

Со вздохом Джой закинула руки назад и выгнула спину, волосы рассыпались свободно по подушке, и ощущение фланелевой длинной ночной рубашки на коже было еще одним восхитительным чувством. После очередного длинного, ленивого момента мирной удовлетворенности Джой вынудила себя открыть глаза, чтобы предстать перед днем и делами, которые нужно было сделать.

Первым шоком было открытие, что она находится не в своей кровати в комнате домика. Вторым — то, что она была в кровати, которую никогда не видела прежде, в полностью незнакомой комнате. Третьим было то, что она поняла, что находится в хижине Люка, в его постели — и ее наводнили воспоминания.

Она села, вытянувшись в струнку, отбросив тяжелые слои одеял. Длинная ночная, мягкая и бесконечно удобная, была тоже не ее. Ее собственная одежда висела на спинке стула около простого стола вместе с заимствованными джинсами, рубашкой и носками, которые Люк дал ей прошлой ночью.

Прошлая ночь. В комнате было не особенно тепло, но Джой почувствовала такой сильный внутренний жар, что его было достаточно, чтобы отогнать любой холод. Воспоминания ночи резко наводнили все мысли: она полностью потеряла контроль, так, что даже сейчас ощущала отчаянный стыд. «Что произошло?» Она помнила четкие факты, последовательность событий, но при свете дня произошедшее казалось, скорей, какой—то безрассудной фантазией.

Она позволила Люку заняться с ней любовью. Более того, она хотела его с такой дикой необузданностью, что даже не подозревала, что способна на такое. Такого никогда не случалось с ней прежде и уж конечно не с Ричардом. С ним никогда. Не то, чтобы это была голодная потребность, а именно, дикая страсть. С Ричардом она никогда не теряла контроль.

Обхватывая себя руками, Джой зажмурилась так, будто это простое действие могло стереть все воспоминания. Сделать так, как будто этого никогда не случалось.

«Но что произошло?» Было достаточно много вопросов, чтобы на какое—то время свести с ума любого. Джой почти рассмеялась, вообразив себя в приступе истерики. Это был не только вопрос того, как она очутилась в подобном положении — уже во второй раз — но и главное: почему он всё прервал и оставил её полубезумной от желания.

Снова.

Чистый порыв гнева и негодования затопил Джой, твердо отодвигая огорчение и смущение с пути. Она сжала зубы и почувствовала, что они сейчас заскрипят. «Ублюдок! Сначала согласился помочь ей, поцеловал ее так, как никто никогда прежде, а затем оставил ее, не потрудившись дать ни малейшего объяснения. После того, как она была вынуждена с трудом разыскивать его, он так любезно оказал ей гостеприимство в своей хижине лишь для того, чтобы повторить то же самое, на сей раз, доведя ее до такой степени эмоциональной уязвимости, что воспоминания об этом были просто невыносимыми. А потом он взял и остановился. Оставил ее, будто она превратилась в какую—то ядовитую змею или кого похуже».

Его необъяснимое поведение было и без того достаточно плохим, равно, как и её постоянная неуверенность, которая, казалось, была обычным состоянием всякий раз, когда она находилась рядом с ним. Но этот последний удар по ее гордости был худшим из всех.

Сжимая в кулаки простыни, все еще теплые от жара тела, Джой спустила ноги с постели. Пол был холодным, но это было наименьшей из ее проблем. Она подошла к стулу и коснулась своих мятых джинсов и рубашки. Последней вещью, которую она намеревалась сделать, это принять еще больше «милосердия» от Люка и надеть что—либо, принадлежащее какой—нибудь из его прошлых пассий. «Она — не одна из них».

Не теряя времени, Джой избавилась от фланелевой длинной ночной рубашки — это также принадлежало другой женщине — и начала натягивать собственную жесткую одежду. Когда она неловко балансировала на одной ноге, натягивая одну брючину, то каким—то шестым чувством почувствовала чужое присутствие. Это был не шум или что—то еще настолько очевидное, что заставило ее поднять глаза и обнаружить Люка в дверном проеме. Она не почувствовала в нем достаточной угрозы, чтобы сделать что—нибудь еще, кроме как прикрыться, скрестив руки на груди, и впиться в него взглядом со всем негодованием, которое сумела собрать.

У нее не было времени обдумать, что она сделает, когда увидит его снова или как он себя поведет. Отразится ли то, что случилось вчера вечером, на его лице. Потрудится ли он объясниться. А теперь он стоял, заполняя дверной проем, полностью одетый, зловеще большой и очень тихий.

Джой порывалась приказать ему уйти, питая отвращение к своей полуодетой уязвимости. Но слова не шли с языка. Вместо этого она уставилась на него, с лицом, горящим от гнева, смущения и других эмоций, слишком ужасных, чтобы о них задумываться. После всего, что произошло, даже его простое присутствие вселяло в нее желание кричать в яростном гневе.