Книга Мир пауков. Дельта - Колин Генри Уилсон

– Да, – однако, чувствовал Найл себя хвастливым подростком, пытающимся сейчас выкрутиться перед сверстниками. На Манефона стыдно было и смотреть.

– В таком случае, – медленно проговорил Симеон, – нам, вероятно, есть смысл попробовать, – он оглядел остальных.

У Найла упало сердце. Он уже собирался сказать, что не это имел в виду. И тут впервые подал голос Манефон:

– Я не хочу, чтобы для меня кто-то приносил жертвы.

Голос был блеклым, невыразительным, но, судя по всему, Найл заронил надежду.

Все поглядели сначала друг на друга, затем вместе – на Манефона. Каждый ощущал себя виноватым в том, что Манефон вот ослеп, а они все зрячие. Симеон поднял взор в сторону моря.

– Худшее позади. Повезет, так через пару часов дойдем до моря.

Глаза у всех остановились на Доггинзе. Тот делал вид, что ест и не прислушивается, но по лицу-то видно: чувствует, что ждут его решения. В конце концов, он дернул плечом.

– Ладно, поступайте как знаете.

– Совсем обезумели! – выдохнул Милон, оторопело округлив глаза.

Ему никто не ответил. Он повернулся к Найлу:

– Как ты думаешь, это поможет Уллику? Найл качнул головой, не сказав ничего. Милон беспомощно развел руками и отвернулся. Симеон протянул свой жнец Найлу.

– Ну что, попробуй?

Найл молча принял оружие. Направляясь медленно к озерцу, он в душе заклинал растение-властитель. Украдкой посмотрел в его сторону. С этого угла оно выглядело до крайности неброско, как любой другой холм. Найл взошел на косогор, выдающийся над озерцом, поднял жнец на головой и швырнул его как можно дальше. В момент броска ощутилась странная возвышенная радость, содержащая элемент злорадства. Затем повернулся; Симеон протягивал ему второй жнец. Найл опять бросил изо всех сил. Оружие с плеском вошло в воду и кануло – только его и видели. Третий жнец Симеон потянул из рук Милона; тот расстался с оружием неохотно. Жнец, кувыркаясь в воздухе, полетел к середине озерца следом за первыми двумя. Когда раздался всплеск, поверхность озерца на секунду взбурлила.

– Там что-то сидит, – угрюмо заметил Догтинз.

– Хорошо, если жрать не хочет, – вставил Милон.

Все смотрели на Манефона, незрячее лицо которого было уставлено в сторону озерца. Затем Симеон бережно взял его за руку.

– Омой себе глаза в воде, – Манефон стал опускаться на колени, не сознавая, что до воды надо еще пройти метра три. – Нет, не здесь. Поди сюда.

Его подвели к месту, где склон полого сходил к воде. Здесь Манефон встал на колени и опускал разведенные руки, пока не коснулся ими поверхности. Затем, склонив голову, плеснул бурой воды себе в глаза. И пронзительно вскрикнул от боли:

– Жжется! – он отпрянул, отчаянно натирая глаза руками. Подбежал Милон и поднес тряпицу, которую Манефон, стиснув зубы, прижал к лицу, Найл согнулся и, черпнув, тоже плеснул себе в глаза. Не стерпев, он вскрикнул: вода была соленой от минералов и жгла, будто кислота. Несколько капель стекло в рот – тьфу, горечь!

Доггинз сунул Манефону бутыль, где еще оставалось на четверть вина.

– На-ка вот, хлебни, – Манефон мотнул головой и оттолкнул посудину; ему, очевидно, было не до этого. Симеон опустился возле слепого на колени и взял его за запястье.

– А ну, дай взглянуть.

Манефон понемногу унялся и поднял лицо, все еще страдальчески постанывая. Симеон, бормоча что-то утешительное, возложил пальцы на распухшую щеку Манефона и осторожно, бережно оттянул нижнее веко. Манефон неожиданно замер. Лицо у него неузнаваемо переменилось.

– Я… я тебя вижу!

С видимым усилием он открыл оба глаза и вперился в Симеона. И тут он захохотал – громово, безудержно, стирая бегущие по щекам слезы. Изо всех сил расширив веки, он оглядывался вокруг себя.

– Я снова, снова могу видеть!

Манефон вскочил на ноги, облапил Найла и стиснул так, что тот аж поперхнулся. Жесткая борода царапала Найлу ухо. – Все как ты говорил, так и вышло!

– Ты отчетливо нас различаешь? – осведомился Симеон. Манефон крупно моргнул.

– Не сказать чтобы очень. Но я вижу, вижу! – он вновь огляделся с восторгом и изумлением.

Милон посматривал на Найла с благоговейным ужасом.

– Как у тебя это получилось? Какое-то волшебство? Найл пожал плечами.

– Да что ты. Видимо, вода. Она, должно быть, вывела отраву.

Но взгляд Милона красноречиво говорил: давай, мол, не скромничай.

Теперь Манефон принял бутыль и выпил вино без остатка, не отрываясь. После этого все снова сели и закончили еду. Головы плыли от восторга, происшедшее казалось добрым знамением. У Найла было любопытное ощущение, будто это он сам прозрел и любой предмет сейчас он озирал с восторженным изумлением; оттого, видимо, что у него с Манефоном установилось некое сопереживание.

Вышли в приподнятом настроении. Земля под ногами вновь стала твердой, море заметно приблизилось; так идти – к вечеру, глядишь, можно оказаться и на месте. В очередной раз шли через равнину, поросшую песколюбом и низкими кустами, из которых многие были усеяны яркими ягодами (последние огибали загодя). Слева местность постепенно снижалась к реке, петляющей теперь к морю через плоские болота. Послеполуденной порой с западных холмов нагрянул ливень. Ветер неожиданно переменился, низко над головой, словно наступающее войско двинулись сонмы черных туч, и через несколько минут вокруг ничего уже не было видно, кроме пелены дождя. Сполохам молний вторили обильные раскаты грома, а земля под яростным напором хлещущих струй превращалась в слякоть.

Останавливаться не было смысла. Кусты прибежища не давали, а земля под ногами превратилась в сущий поток, стекающий по склону в сторону реки. В считанные секунды путники вымокли до нитки – и плащи не помогли – а башмаки хлюпали от скопившейся воды. Пошатываясь, брели вперед, превозмогая напор перемежающегося ветром дождя; через намокшую одежду струи проникали к телу совершенно беспрепятственно. Найл в одном месте чуть не шлепнулся, но его схватила и втащила на ноги мощная длань Манефона. Затем Манефон положил ручищу Найду на плечо и тесно, любяще его сжал. Найл снизу вверх поглядел на товарища и обнаружил, что тот самозабвенно смеется, подставив лицо под струи. Найл еще раз проникся радостью Манефона за то, что тот не только чувствует, но и видит дождь.

Ливень неожиданно кончился. Облака истаяли над восточными макушками холмов, и озябшие тела согревало солнце. Из звуков слышались разве что всплески, вторящие поступи по все еще стекающей вниз воде. Путники остановились и сняли башмаки. Дальше пошли босиком, обувь перебросив сзади через заплечные мешки. Постепенно сгустилась жара, от одежды шел пар, и лужи вокруг песколюба поисчезали. Впереди в солнечных лучах переливчато поблескивало море, словно дождь вымыл его дочиста.