Книга Ведьмы. Запретная магия - Луиза Морган

По-прежнему обнаженная, она подбежала к двери, чтобы догнать его, но встретила только Нанетт: она стояла в коридоре босиком, кутаясь в домашний халат. Парадная дверь была открыта навстречу морозному рассвету. Моркама и след простыл.

10

– Я должна остаться, маман, – сдавленным от напряжения голосом заявила Урсула. – Я не могу бросить своих животных.

– Нет, Урсула, – прошептала Нанетт, швыряя вещи в такой древний на вид чемодан, что, казалось, его привезли на лодке из самой Бретани. Серый кот вскочил на кровать и метался по ней, подергивая хвостом. Нанетт закрыла чемодан и перевязала его потертыми лентами. – Ты должна ехать со мной. Моркам не позволит, чтобы с животными что-то стряслось, но вот с тобой…

– Он бы ни за что не причинил мне вреда, маман. Не по-настоящему.

– Ты уверена? Я слышала, как он кричал на тебя!

– Он вышел из себя.

– Урсула, послушай… – Нанетт оперлась обеими руками о чемодан. Ее голос дрожал. – Ты не видела, как нас преследовали, не видела их полные ненависти лица и горящие факелы. Не слышала криков женщин, которых раздевали и осматривали в поисках признаков колдовства, воплей женщин, которых сжигали заживо.

– Маман, но ты точно такого не видела!

– Я слышала истории об этом, – ответила Нанетт так хрипло, что Урсула едва ее поняла. – Да, я была ребенком, но я помню людей, которые охотились на нас, искали, кого бы обвинить, осудить. Они ненавидели нас – или саму мысль о том, что мы существуем.

– Даже если это правда…

– Разумеется, правда!

– Но мы не в Бретани, мы в Корнуолле, здесь фермеры и крестьяне, которых мы знаем. Наши соседи!

– Соседи, которые никогда с нами не заговаривают, если могут этого не делать.

– Со мной они говорят!

– Им нельзя доверять. – Нанетт подняла чемодан и направилась к двери. – Мне всю жизнь снились кошмары о сожжении.

– Ты никогда этого не говорила.

– Я не считала, что тебе нужно это знать.

– Маман, я защищу тебя!

– Ты не сможешь. Я сделала то, что сделала, и Моркам знает об этом. Они придут за мной, и ты ничего не сможешь поделать.

Урсула обхватила себя руками за плечи, словно защищаясь от холода.

– Но куда же ты пойдешь?

Уже стоя в дверях, Нанетт обернулась, и Урсула увидела, что ее лицо стало серым от страха.

– Пока что на верхушку скалы. Укроюсь в храме. Идем со мной!

– Я не могу! – воскликнула Урсула. – Мои козы, пони…

Ее прервали топот копыт по грязной дороге и перезвон колокольчиков на повозке – он был гуще, чем звон их собственных. Урсула прикрыла рот рукой, сердце у нее екнуло.

Нанетт сползла по дверной раме.

– Слишком поздно, – простонала она. – О Богиня, они меня поймали…

– Нет, нет! Сейчас же уходи. – Урсула подтолкнула мать к двери. – Выбирайся через сад, через ворота, ведущие в загон. Я… я поговорю с ними. Скажу, что ты сбежала. А потом приду к тебе.

Нанетт, хотя и дрожала так, что едва могла стоять на ногах, взяла сумку и повернулась к кухонной двери. Но не успела она коснуться щеколды, как дверь, сорвавшись с нижней петли, распахнулась. В дверном проеме виднелась грузная фигура Моркама. Он кипел от ярости.

У Нанетт подкосились ноги. Она повалилась на пол, сжимая в руках чемодан. От страха по ее лицу катились слезы. Кот жался к ней.

Моркам отшвырнул кота своим тяжелым сапогом. Тот отлетел к печи и, с отвратительным глухим стуком ударившись о нее, больше не двигался.

– Моркам! – воскликнула Урсула и бросилась к мужу.

– Стой, где стоишь! – прорычал он и с такой силой ударил ее локтем, что она не удержалась на ногах.

Он схватил лежавшую на полу Нанетт и поставил ее на ноги. В панике она заплакала, но Моркам не обратил на это внимания. Урсула подползла к нему и схватила за руки, выкрикивая угрозы и проклятия, но он и это пропустил мимо ушей. Он вытолкнул Нанетт через распахнутую дверь наружу так, будто она была невесомой.

Как только Нанетт появилась на пороге дома, раздался шум голосов, сгущая кристально чистый утренний воздух, как будто хлынул грозовой дождь. Урсула, которая все еще цеплялась за руки мужа, затряслась от ужаса.

Это были соседи, люди, которых она знала всю свою жизнь, но в этот момент они были для нее чужаками. Их было около дюжины, и они казались чудовищами из ночного кошмара – с искаженными лицами и пронзительными, как у каркающих ворон, голосами. Моркам потащил к ним Нанетт, словно овцу на заклание. Грубые руки схватили ее и затолкали в поджидающую повозку. Некоторые ехали на пони, другие шли пешком. Один из всадников сел на козлы, а двое запрыгнули внутрь, чтобы держать Нанетт.

Урсула попыталась проскочить мимо Моркама, чтобы добраться до матери, но он обхватил ее шею своей волосатой рукой и сжимал, пока она не утратила способность дышать.

Нанетт перестала сопротивляться и тяжело опустилась на пол между двумя своими охранниками. Голова ее была опущена, руки безвольно болтались. Урсула, хватая ртом воздух, не могла даже позвать ее.

Эта гнусная сцена заняла не более полутора минут, но навеки отпечаталась в памяти Урсулы.

Как только повозка загрохотала по дороге, Моркам с ворчанием оттолкнул жену в сторону. Она выкрикнула его имя, затем имя матери, но ни он, ни другие мужчины, ни даже Нанетт, сидевшая между своими стражниками в задней части повозки, не ответили. В считаные секунды повозка, сопровождающие ее люди и сам Моркам исчезли из виду. Его последним обращенным к жене жестом был грозно поднятый кулак и приказ оставаться на месте.

Урсула помчалась в дом за сапогами и плащом. Козы уже начали блеять, а пони нервно переминались в загоне, взволнованные доносящимся с дороги шумом. У Урсулы не было иного выбора, кроме как не обращать на них внимания. Схватив глиняный кувшин, в котором хранились вырученные на базаре деньги, она высыпала его содержимое в карманы, а затем побежала в хлев, вывела Арамиса и набросила одеяло на его широкую спину. У нее болела душа от того, что приходится оставлять блеющих коз недоенными, но гораздо больнее было думать о матери, теряющей сознание и сползающей на дно повозки, где не было ни подушки, ни плаща.

Урсула знала только одного человека, к которому можно обратиться, но это было непросто. Ей придется умолять отца Мэддока вмешаться в происходящее.

Она вонзила каблуки в бедра Арамиса и пустила его тяжелой рысью.

* * *

Никогда еще церковь Святого Илария не казалась такой холодной и неприветливой, как тем ужасным утром. Урсула оставила Арамиса на привязи на мощеной улице и толкнула тяжелую дверь в храм. В церкви было безлюдно, и ее шаги одиноко отдавались эхом от каменных стен и сводов потолка. Она подбежала к ризнице, но дверь оказалась запертой. Она застучала по ней кулаками, но ответа не последовало. Пришлось снова выбежать на улицу и обогнуть церковь: там были комнаты, где жил отец Мэддок. Урсула взметнулась наверх по небольшой лестнице и постучала в дверь – снова без ответа. Но как только она повернулась, чтобы спуститься по ступенькам, как со звонницы раздался колокольный звон. Он был настолько оглушительным, что пронзил ее болью.