Книга Красный и белый террор в России 1918-1922 гг. - Алексей Литвин

Майский констатировал, что, несмотря на широковещательные заявления лидеров Комуча, никакой демократии на подвластной ему территории не было. Эсеры сажали в переполненные тюрьмы, пороли крестьян, убивали рабочих, посылали в волости карательные отряды. «Возможно, что сторонники Комитета мне возразят: в обстановке гражданской войны никакая государственная власть не в состоянии обойтись без террора, — писал Майский. — Я готов согласиться с этим утверждением, но тогда почему же эсеры так любят болтать о „большевистском терроре“, господствующем в Советской России? Какое они имеют на это право? Террор был в Самаре… И от этого террора партия социалистов-революционеров не сможет отмыть своих „белоснежных“ риз, сколько бы она ни старалась»[272].

При наступлении красных комучевцы эвакуировали тюрьмы в так называемых «эшелонах смерти». В первом поезде, отправленном в Иркутск из Самары, было 2700 человек, во втором из Уфы — 1503 человека в холодных товарных вагонах. В пути — голод, холод, расстрелы. Из самарского эшелона до конечного пункта добрались 725 человек, остальные погибли[273].

П. Д. Климушкин в 1925 г. закончил в Праге писать книгу «Волжское движение и образование Директории». Ему было что осмыслить, попытаться понять причины комучевского поражения. Он писал о практической изоляции эсеров: крестьяне не давали солдат в армию, рабочие отказывались подчиняться, армия была неуправляема, террор к заметному улучшению ситуации не приводил. В Бугурусланском уезде отказались дать новобранцев сразу семь волостей во главе с большим селом Богородское. Чтобы устрашить остальных, село окружили и начали по нему стрелять из пушек и пулеметов, убили ребенка и женщину. После этого крестьяне согласились с мобилизацией, но заявили, что гражданская война им надоела и воевать они больше не хотят. Офицеры в армии надели погоны. Группа солдат явилась в эсеровский комитет и заявила: «Мы бы служили, да боимся, чтобы в одну ночь нас не повели арестовывать самих же членов Учредительного собрания». Отсюда массовое дезертирство. Климушкин подробно останавливался на жестоком подавлении рабочих восстаний в Казани и Иващенкове, в чем, полагал он, «надо признаться хотя бы для истории»[274].

Климушкин цитировал письмо члена Учредительного собрания Толстого, который приехал в Уфу из Москвы: «…в армии неблагополучно. Отряды не получают продуктов и проводят реквизиции у крестьян. Часты случаи расправ с крестьянами. У них отбирают помещичьих лошадей и коров, это сопровождается поркой и террором. Офицеры снова надели погоны и кокарды. Все это приводит крестьян и солдат в такой ужас, что они искренне теперь хотят возвращения большевиков… На его вопрос, почему они это делают, ему отвечали, что большевики все же их народная власть, а там царем пахнет. Опять придут помещики, офицеры и опять будут нас бить. Уж пусть лучше бьет — так свой брат»[275].

А. И. Деникин называл Комуч пустоцветом. По его мнению, «придя к власти на штыках чехословаков, Комитет Учредительного собрания — филиал ЦК партии эсеров — явился отображением советского правительства, только более тусклым и мелким, лишенным крупных имен, большевистского размаха и дерзаний»[276]. В этом смысле и в карательной политике Комуча было много общего с большевистской: карательные отряды и жестокий беспредел в обращении с людьми. Самарская газета «Волжское слово» 12 июня 1918 г. сообщала, что в редакцию поступают письма с протестом против зверской расправы с пленными красноармейцами. Очевидцы оставили большое число воспоминаний о происходившем терроре[277]. Комучевец С. Николаев признавал: «режим террора… принял особо жестокие формы в Среднем Поволжье»[278]. Начинали комучевцы с арестов большевиков и левых эсеров, организации военно-полевых судов, рассматривавших дела арестованных в их отсутствие в течение не более двух суток[279]. Они довольно быстро ввели внесудебные расправы и только тогда, когда эти репрессии через несколько месяцев стали вызывать общие нарекания, только после начала своих военных поражений, Комуч 10 сентября 1918 г. издал положение о временной комиссии «по рассмотрению дел о лицах, арестованных во внесудебном порядке». Было оговорено, что положение действует только для лиц, арестованных в Самаре[280]. 16 сентября 1918 г. состоялось первое заседание этой комиссии. Она не стала рассматривать вопроса о судьбе пленных красноармейцев. По докладу В. П. Денике о редакторе газеты «Волжский день», где члены Комуча были названы «митинговыми дельцами, которые гоняются за дешевыми успехами и поощрениями толпы», было решено: состава преступления не обнаружено[281].