Книга Загадки Финикии - Александр Волков

Стела Мелькарта. В руках божества типичное оружие бронзового века

Украшением Тира считался храм Мелькарта. Сами жители города полагали, что он был построен еще в ХХVIII веке до нашей эры. По словам Геродота, в этом храме высились две колонны: одна из золота, другая из смарагда. «Я видел это святилище, богато украшенное… Среди прочих посвятительных приношений в нем было два столпа, один из чистого золота, а другой из смарагда, ярко сиявшего ночью». На монетах римской эпохи встречается изображение этих колонн. Несомненно, что знаменитый иерусалимский храм возведен по образцу храма Мелькарта, ведь у его притвора также высятся две колонны – Воаз и Иахин.

Драгоценные колонны тирского храма побуждали историков к самым разным гипотезам. Едва ли кто среди них верит, что жители Тира впрямь соорудили одну колонну из чистого золота, а другую – из изумруда. По поводу последней высказывались предположения, что на самом деле она была изготовлена из толстого зеленого стекла, а внутри нее постоянно горело пламя, причудливо освещавшее ее. В любом случае прообразом колонн были два священных камня, когда-то лежавших под деревом, посвященным Мелькарту. Колонны же со временем стали символом неслыханного богатства финикийцев.

В храм Мелькарта люди шли нескончаемой чередой. Многие приходили сюда, чтобы бог даровал им вещий сон. Ведь финикийские божества не только правили миром и судьбами людей, но и предвещали их. Посетители спали в особых помещениях, расположенных вокруг священного двора. Утром жрецы толковали эти сны и предсказывали сновидцам будущее.

Со всех концов финикийского мира – не только из горстки городов Ливана – в храм Мелькарта стекались пожертвования, прежде всего золото и ювелирные изделия. Даже жители Карфагена присылали сюда десятую часть всех доходов, в том числе военной добычи. Возможно, что в храме хранились также городская казна, архив и записи священных преданий. Его жрецы всегда готовы были ссудить часть этих богатств. Так, храм превращался в банк, самыми частыми посетителями которого были, возможно, купцы, пускавшиеся в рискованные предприятия.

Возглавлял храм верховный жрец. Мы знаем, что в IХ веке до нашей эры им был Ахерб, второе лицо в государстве и зять тирского царя Мутона. Жреческие должности передавались по наследству, жрецы вправе были иметь семью. Помимо них, в храме можно было встретить также предсказателей и пророков, музыкантов и писцов, священных цирюльников и храмовых рабов. В финикийских храмах практиковалась также священная проституция.

Со времени правления Хирама тирийцы ежегодно устраивали праздник в честь Мелькарта. Возможно, он был самым главным торжеством в Финикии. В ожидании его в город съезжались и жители подвластных Тиру поселков, и депутации далеких колоний. По замечанию одного из историков, Тир был для финикийцев тем же, чем Иерусалим – для израильтян: их священным городом.

Греки тоже ревностно почитали Геракла-Мелькарта, воздвигая в его честь святилища по всей стране и устраивая пышные празднества. Для них он был своим героем. Между тем именно финикийское происхождение Геракла, по мнению ряда исследователей, объясняет одну странность в его судьбе. По легенде, он убил всех своих детей, а также детей своего брата Ификла. В то время он жил в семивратных Фивах – греческом городе, якобы основанном финикийцем. Это убийство лишь грекам могло казаться безумием; для финикийцев же это был обычай человеческого жертвоприношения. Из поколения в поколение сотни и сотни финикийцев убивали детей, причисляя их к сонму своих небесных заступников. Многие чужеземцы слышали об этом странном обряде, существовавшем у них. Считалось, что они поклоняются жестокому богу Молоху и приносят жертвы ему.

3.17. А был ли Молох при Тофете?

В исключительно важных случаях, – например, в момент смертельной опасности, грозившей их родному городу, – финикийцы приносили в жертву своих детей. Так, по сообщению римского историка Квинта Курция Руфа, жители Тира во время осады их города Александром Македонским собирались совершить страшную «жертву Сатурну», то есть Элу, но в последний момент отказались от этого плана. В одном из отрывков, приписываемых Санхунйато-ну, сказано, что «во время великих бедствий, происходивших либо от войн, либо от засух или моровой язвы, финикийцы приносили кого-нибудь из самых дорогих людей в жертву». Известны случаи, когда одновременно жертвовали сразу несколько сотен детей. В подобных случаях удача считалась гарантированной. Принесение в жертву сына, в особенности единственного, считалось подвигом благочестия, совершавшимся во имя бога и, как правило, ради блага народа.

Закладывая город, финикийцы также считали необходимым положить под его стены урну с костями младенца, отданного богу. В древности подобные «строительные жертвы» были широко распространены среди различных народов. Их подробный обзор приводил английский этнограф Джеймс Джордж Фрэзер в своей книге «Фольклор в Ветхом Завете». Однако грекам и римлянам – современникам финикийцев и карфагенян – такой обычай справедливо казался жестоким варварством.

В Испанской Финикии человеческие жертвоприношения случались еще и в римскую эпоху, например, один такой случай был отмечен в 43 году до нашей эры. Цезарь, управлявший Испанией в 61 – 60 годах, решительно запрещал эти «варварские» обряды.

Часто финикийцы приносили в жертву военнопленных, стараясь выбрать самых красивых. Считалось, что так будет угоднее богам. Известно, что на Сардинии, наоборот, убивали стариков. Людей могли жертвовать самым разным богам, а также душам предков.

Так, детей приносили обычно в жертву Баал-Хаммону, владыке солнечного жара, то есть одному из солнечных божеств. В африканских и сицилийских колониях он являлся верховным божеством. Его изображали в виде могучего старца, восседавшего на троне. В одной руке он держал посох, другой благословлял. В финикийских колониях в Западном Средиземноморье часто встречались стелы, посвященные Баал-Хаммону. Там же было обнаружено несколько жертвенных мест. Рядом с ними находились детские кладбища, на которых, очевидно, хоронили жертв этого страшного культа.

Убивали чаще всего мальчиков, но нередко и девочек, причем в основном из аристократических семейств. Обычно жертвовали детей в возрасте до полугода. Нередко новорожденных. В некоторых случаях возраст ребенка достигал четырех и более лет. По словам античного историка, возраст приносимых в жертву детей в дни войны вызывал жалость даже у врагов.

Порядок страшного ритуала был таков. Ребенка сначала убивали, а затем сжигали на бронзовых руках статуи бога. Он скатывался с них и «падал в некую полную огня бездну», как писал историк Диодор Сицилийский. Финикийцы считали, что души убиенных детей поднимаются прямо к богу и отныне защищают родину и свою семью. Впоследствии в Карфагене знатные люди стали покупать чужих детей, отдавая их богу под видом собственных.

Человеческие жертвоприношения назывались по-финикийски «молк», «молх», «молек» или «молок», а по-еврейски «молех». По предположению испанского историка Э.Г. Вагнера, подобный обряд распространился в Финикии в конце бронзового века, когда на побережье переселилось множество ханаанеев, изгнанных со своей родины арамеями и израильтянами. В стране сложилась напряженная демографическая ситуация. Тогда «лишними» стали дети. Вскоре часть населения отправилась обустраивать колонии по берегам Средиземного моря, но жестокий обычай сохранился.