Книга Тысячеликий герой - Джозеф Кэмпбелл

Когда Господь отвечает Иову из бури, Он не делает никакой попытки оправдать содеянное Им с этической точки зрения, а лишь восхваляет Свое Присутствие и советует Иову поступать на земле подобным образом в человеческом подражании небесному пути:

«Препояшь, как муж, чресла твои: Я буду спрашивать тебя, а ты объясняй Мне. Ты хочешь ниспровергнуть суд Мой, обвинить Меня, чтобы оправдать себя? Такая ли у тебя мышца, как у Бога? И можешь ли возгреметь голосом, как Он? Укрась же себя величием и славою, облекись в блеск и великолепие. Излей ярость гнева твоего, посмотри на все гордое, и смири его. Взгляни на всех высокомерных, и унизь их, и сокруши нечестивых на местах их. Зарой всех их в землю, и лица их покрой тьмою. Тогда и Я признаю, что десница твоя может спасать тебя».[212]

Не найти ни слова объяснения, никакого упоминания о двусмысленном споре с Сатаной, описанном в главе первой Книги Иова; только лишь немилосердная демонстрация факта из фактов, а именно: человек не может судить волю Бога, которая исходит из того, что лежит вне человеческого разумения, которое воистину полностью и окончательно сокрушает Всемогущий в Книге Иова. Но для самого Иова это откровение представляется имеющим душеспасительный смысл. Он был героем, который своей отвагой в огненном горниле, своим нежеланием сломиться и пасть ниц перед распространенным пониманием образа Всевышнего доказал свою способность смело встретить большее откровение, чем все, что признавали его друзья. Его слова из последней главы никак нельзя истолковывать как простое отчаяние. Это слова человека, который увидел нечто превосходящее все, что было сказано в оправдание случившегося. «Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя; поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле».[213] Набожные утешители посрамлены; Иову дарован новый дом, новая прислуга и новые дочери и сыновья. «После того Иов жил сто сорок лет, и видел сыновей своих и сыновей сыновних до четвертого колена. И умер Иов в старости, насыщенный днями».[214]

Сын, который созрел достаточно, чтобы понять отца, переносит изнурительные испытания с готовностью; для него мир уже не юдоль слез, а блаженство от проявления вечного Присутствия. Сравните с гневным разъяренным Богом из проповедей Джонатана Эдвардса вот этот исполненный любви стих, который сочинили в одном из беднейших восточноевропейских гетто того же столетия:

О Владыка Вселенной,Я буду петь Тебе песнь.Где Тебя можно найтиИ где Тебя не найти?Куда я иду – там Ты.Где я остаюсь – там тоже Ты.Ты, Ты и только Ты.Все, что добр – благодаря Тебе.Все, что зло – тоже благодаря Тебе.Ты есть, Ты был и Ты будешь.Ты правишь, Ты правил и Ты будешь править.Небеса – Твои и Земля – Твоя.Ты заполняешь высшие сферы,И низшие Ты тоже заполняешь.Куда бы я ни обернулся, там есть Ты.[215]

5. Апофеоз

Один из самых могущественных и почитаемых бодхисаттв в махаянском буддизме Тибета, Китая и Японии – это Носящий Лотос, Авалокитешвара, «Владыка, Глядящий Вниз с Состраданием», и называют его так потому, что он с состраданием относится ко всем живым существам, страдающим от зла в этом бренном мире. К нему обращена повторяемая миллионом молитвенных барабанов и храмовых гонгов Тибета молитва От mani padme hum, «Драгоценный камень – в лотосе». Возможно, к нему ежеминутно возносится больше молитв, чем к любому другому из богов, известных человечеству; ибо когда в своем последнем воплощении на земле в качестве человеческого существа он разбил для себя все преграды последнего порога (что открыло перед ним безвременье пустоты за всеми ведущими к разочарованию загадками – миражами имен и границ космоса), он остановился: он поклялся, что прежде чем войдет в пустоту, он приведет к просветлению все существа без исключения; и с тех пор он привносит в зримый облик существования божественную благодать своего спасительного присутствия, так что самая скромная молитва, адресованная ему, во всей обширной духовной империи Будды оказывается благосклонно услышанной. В различных образах он пересекает десять тысяч миров и появляется в час, когда нужна его помощь и когда ему возносят молитву. В образе человека он является с двумя руками, в сверхчеловеческих образах – с четырьмя руками или с шестью, а также с двенадцатью или же с тысячей рук, и в одной из своих левых рук он держит лотос мира.

Как и Будда, это богоподобное создание является образом божественного состояния, которого достигает человеческий герой, когда переступает последний порог ужаса незнания. «Когда оболочка сознания разрушается, тогда он становится свободным ото всех страхов, вне досягаемости перемен».[216] Это потенциальное освобождение, которое каждый из нас носит в себе и в состоянии достичь, совершая героические поступки; ибо, как мы читаем: «Всякое существование есть существование Будды»;[217] или, например (и это утверждение похоже на предыдущее): «Все сущее лишено самости».

Хинаяна (сохранившаяся на Цейлоне, в Бирме и Таиланде) почитает Будду как героя в человеческом облике, высшего святого и мудреца. А махаяна (распространенная на севере) считает Просветленного спасителем мира, воплощением вселенского принципа просветления.

Бодхисаттва – это человек, который приближается к состоянию Будды: хинаяна утверждает, что это адепт, который в следующей реинкарнации будет Буддой; махаяна (как будет видно далее) это тип спасителя мира, воплощающий в себе вселенский принцип сострадания. Слово Бодхисаттва (санскрит) означает: «Тот, чьим бытием или сущностью является просветление».

В махаяне существует целый пантеон, в котором представлены во множестве бодхисаттвы и прошлые и будущие Будды. Все они в той или иной мере вбирают в себя проявляющиеся силы трансцендентного, единственного Ади-Будды («Извечного Будды»),[218] который является высшим возможным источником и крайним пределом всего бытия, висящим в пустоте небытия, подобно чудесному шару.

Весь мир наполняет собой и освещает Бодхисаттва («просветленный»); но не мир вмещает его, а именно он держит мир, лотос. Он не окружен болью и радостью, а вмещает их – в своем глубоком покое. И так как все мы можем стать таким, как он, само его присутствие, его образ, простое произнесение его имени спасительно.