Книга Самураи державы Ямато - Вольфганг Акунов

В десантной армии каана Хубилая имелась и своя «артиллерия» — боевые машины-катапульты, предназначенные для метания разрывных снарядов в форме железных, чугунных или керамических шаров, начиненных то ли порохом, то ли зажигательной смесью (на этот счет мнения разных источников и исследователей последующих времен существенно расходятся). В пользу того, что метательные снаряды юаньцев (и ручные гранаты аналогичного вида и действия, имевшиеся на их вооружении, согласно целому ряду источников) были все-таки не железными или чугунными, а керамическими и начиненными разрывным составом, свидетельствуют, в частности, изображения на японских «Свитках Вторжения» («Моко сюрай экотоба»), где запечатлен взрыв снаряда, причем не от удара о землю или какую-либо твердую поверхность, а в воздухе, наподобие шрапнели более поздних времен. Судя по японским «Свиткам Вторжения», разрывом юаньской метательной бомбы был убит боевой конь знаменитого самурая Такэдзаки Суэнаги, увековечению подвигов которого на поле брани «Свитки Вторжения», собственно говоря, и были посвящены в первую очередь (в полном соответствии с самурайской традицией, согласно которой личный подвиг, личная доблесть и личная слава «боевого холопа» имели первостепенное значение).

На вооружении воинов татаро-монголо-китайской империи Юань состояли также превосходные пращи для метания камней, глиняных и свинцовых ядер, а также большие кривые луки, превосходившие японские «юо» в дальности стрельбы. Марко Поло сообщает в своей «Книге о разнообразии мира», что у каждого монгола имелся лук и впридачу к нему шестьдесят стрел; из этих шестидесяти стрел тридцать были легкими, снабженными маленькими острыми наконечниками, предназначенными для того, чтобы поражать неприятеля с дальних расстояний, а другие тридцать — тяжелые, с большими тяжелыми наконечниками, используемые на близком расстоянии, наносящие большой ущерб телу, доспехам и оружию неприятеля. Расстреляв весь запас своих стрел, воины каана Хубилая брались за мечи, палицы и копья, с которыми также управлялись мастерски.

Длинные монголо-татарские стрелы с большими и длинными наконечниками, выпущенные из монголо-татарских луков, летели на расстояние если и не до одного километра (во что верится с большим трудом, все-таки лук, какой бы он ни был — не баллиста и не катапульта!), то уж, во всяком случае, на полкилометра и дальше, а на расстоянии ста метров пробивали человека насквозь, нанося чудовищные рваные раны. Согласно авторитетному мнению Л. H. Гумилева, стрела из монголо-татарского лука, натягиваемого «до глаза», летела на четыреста, а натягиваемого «до уха», — на семьсот метров. Особые бронебойные стрелы с гранеными узкими (или долотовидными) наконечниками без особого труда пробивали пластинчато-нашивные доспехи не слишком большой толщины и легко пронизывали кольчугу.

Мощный монголо-татарский лук был способен посылать стрелы почти на четверть километра. Правда, за сто лет до сражения с гоаньскими захватчиками, в период «войны Гэмпэй» между самурайскими «военными домами» Тайра и Минамото, японские «боевые холопы» также могли метать стрелы из луков на столь же большое расстояние, причем весьма эффективно. Но тогда «боевые холопы» державы Ямато выпускали во врага свои стрелы из больших луков Капто, считавшихся самыми мощными и дальнобойными во всей Японии. Теперь же у храбрых защитников Страны восходящего солнца состояли на вооружении более легкие луки с острова Кюсю. К тому же за десятилетия мира самураи порядком растеряли навыки меткой стрельбы, уступая, таким образом, захватчикам и в этом отношении. Кроме того, юаньцы применяли и отравленные стрелы, чего японские самураи никогда не делали (как и европейские стрелки из лука). В довершение всего, юаньцы имели металлические щиты, прекрасно защищавшие от стрел и других метательных снарядов противника. Японские же «буси» в описываемый период щитов уже не имели.

Монголо-татарские конники в составе направленного на покорение Чипунгу десантного корпуса каана Хубилая были вооружены в соответствии с гоаньскими военными традициями, восходившими, с одной стороны, к традициям монголо-татарских войск Чингисхана и Батыя (Батухана), с другой — к традициям мусульманских тюркских народов Средней Азии, в свое время покоренных монголо-татарами и включенными в их военную систему, с третьей — к военным традициям тангутской и китайской регулярной кавалерии.

Нередко думают, что кавалерийский контингент экспедиционного корпуса империи Юань, направленного кааном Хубилаем на покорение островной империи Чипунгу, включал в свой состав только конных лучников. Нам представляется, что данный вопрос требует уточнения.

Конные лучники в составе монголо-татарского контингента юаньского войска действительно имелись. Их маленькие, верткие лошадки были мало пригодны к рыцарской конной рукопашной схватке (в которой тяжелые боевые кони топтали и сбивали грудью вражеских коней и всадников), но очень полезны при завязке боя и преследовании бегущего противника, собственном бегстве и всевозможных иррегулярных боевых действиях.

Монголо-татарские луки, как нам уже известно, были весьма мощными (силой натяжения до восьмидесяти килограммов и более). О пробивной силе стрел, выпущенных из этих луков, мы уже упоминали выше. Стрелы монголо-татары хранили в узких колчанах из бересты (остриями вверх) либо в кожаных сумках (оперением вверх).

Однако, несмотря на всю важность конных лучников, нет никаких оснований исключать из состава монголо-татарского контингента десантного корпуса каана Хубилая тяжеловооруженных конных копейщиков.

Выпустив в противника свой запас стрел (благодаря большой убойной силе стрел и отменной меткости стрелков от монголо-татарских стрел всегда было много убитых и раненых), конные лучники империи Юань (как, впрочем, и лучники войск «Железного Хромца» Тамерлана, египетских мамелюков и турок-османов) предоставляли возможность довершить разгром противника тяжело- и средневооруженным конным копейщикам. До атаки копья висели у этих монголо-татарских «рыцарей» за правым плечом, закрепленные кожаными петлями у плеча и ступни. Копья имели либо узкие граненые «бронебойные», либо более широкие уплощенные наконечники, иногда с расположенным под клинком крючком (чтобы стаскивать неприятельских всадников с коня, как багром). Под наконечником копья были украшены бунчуками из конских волос и узкими флажками с треугольными косицами.

Оружием ближнего боя монголо-татарам служили не только сабли (отнюдь не серповидные, как часто считают, а достаточно слабо изогнутые), но и мечи, а также булавы, шестоперы, боевые топорики и боевые ножи (которыми добивали раненых). Кроме того, на вооружении «несущих смерть Чингисхана сынов» имелись также арканы.

В то время как легкие монголо-татарские конники имели, в качестве защитного вооружения, отнюдь не «кожухи» или «овчины» (как иногда неправильно пишут и думают), а главным образом длинные, скроенные наподобие халатов, стеганые панцири-«тегелеи» (нередко с подбоем из металлических пластин), тяжелая монголо-татарская конница имела в своем составе отряды, защищенные заимствованными у покоренных монголами мусульманских народов Средней Азии ламеллярными доспехами-«куяками» (или «хуягами», нередко надевавшимися поверх металлической кольчуги), и кольчато-пластинчатой стальной броней, с металлическими наручами и поножами, щитами с металлическими умбонами и шлемами различных типов с кольчужными бармицами, наносниками и забралом (порой в форме личины, то есть стилизованного человеческого лица, зловеще улыбавшегося противнику в бою, — впечатление, производимое подобными личинами в натуре — во время фестивалей военно-исторической «железной» реконструкции гораздо менее приятно, чем при рассматривании их на картинках, — уж поверьте, уважаемый читатель, личному опыту автора).