Книга Придуманные люди с острова Минданао - Лев Минц

— Сколько у вас времени? Три часа? Тривандрам — большой город, и потом для вас все-таки жарко. Сходите на базар. Это недалеко отсюда. Керала, сэр, вечно зеленый штат. Здесь вы увидите такое, чего не увидите нигде. В Тамилнаду этого нет. Например, — он произнес какое-то слово на языке малаялам, — как же это будет по-английски, мистер доктор Ашока Митра, сэр?

— Никак, наверное, — отвечал доктор Ашока Митра, — никак. В Англии нет таких фруктов. У англичан вообще много слов из нашего языка. Например, «карри», «сари», «поппадум». А как по-вашему «карри»?

— Карри, — отвечал я. — У нас тоже нет такого слова.

— Ну, вот видите, — довольно улыбнулся портье. — Не знаю, как вам объяснить. Очень вкусно. Только надо привыкнуть. Я напишу вам на бумажке по-нашему. А на базаре попросите кого-нибудь грамотного прочитать.

И он быстро вывел на фирменном бланке несколько затейливых букв — прямых и круглых.

— Попросите кого-нибудь, вам прочитают. Только не покупайте старинных статуэток — они все из алюминия.

Собеседники вернулись к прерванной беседе. Портье вновь воскликнул с почтительным восторгом:

— О, йес, мистер доктор Ашока Митра, сэр! Естественно!

Базар и вправду оказался интересным, хотя толчея там отчаянная. Индийская толпа, правда, очень дружелюбна. Как ни была бы она густа, все ухитряются как-то не задевать друг друга, а если видят, что вы спешите, посторонятся и при этом улыбнутся. Также не сталкиваются тележки, моторикши (мотороллеры с сиденьем на двоих-троих и брезентовым навесом), велорикши, автомобили и телеги, запряженные быками. Два таких ориентира, как базар и гостиница «Люсия», позволяли не заблудиться.

Привлеченный тенью, я свернул за угол и из базарной суеты попал в тишину узкой недлинной улицы.

Тишина была, конечно, относительной. И здесь шли вереницей невысокие тонкие люди в светлых юбках, проносились моторикши, уворачиваясь от столкновения в последний миг, но после оглушительного гвалта базара все это действительно казалось тихим и спокойным. Людей и моторикш было гораздо меньше, а грузовиков не было совсем. Тротуар был почти весь покрыт тенью, и что-то показалось мне необычным в этой улице. Присмотревшись, я понял: на улице было мало лавок.

Здесь под навесами сидели интеллигентного вида мужчины средних лет в европейского покроя рубашках и брюках, иногда, правда, босые. Перед ними на столиках стояли пишущие машинки.

Это была словно какая-то выставка оргтехники. Громоздкие с облупившимся черным лаком агрегаты, ввезенные в Индию на заре прошлого века, совершенно плоские и очень современные машинки, а также аппараты, напоминающие нашу «Москву». К некоторым из открытых дверей домов тянулись провода.

Рядом со столиками стояли стулья и лежали на земле циновки — на вкус клиента, как я скоро убедился. Часть писцов-машинистов отдыхала, но все время кто-нибудь появлялся и, осмотрев внимательно весь ряд, присаживался к приглянувшемуся специалисту. Чаще всего клиентом был прожаренный солнцем крестьянин в выгоревшей юбке. Он опускался на циновку, скрестив перед собой черные голые ноги. Писец участливо наклонялся к нему, и клиент начинал излагать свое дело на языке малаялам. В Керале язык малаялам пользуется правами официального. Надписи и вывески в штате — на этом языке, но и — это обязательно — на английском. Иногда — только по-английски. Торговое предприятие без английской вывески выглядит несолидно, объяснили мне знакомые индийцы. Кроме того, люди из других штатов ничего не поняли бы без английского.

Клиент продолжал свой рассказ, специалист время от времени деловито перебивал его короткими вопросами и, получив ответ, закрывал глаза и устало кивал. Спросив о чем-то в последний раз, окончательно кивнул и вставил в машинку лист отличной бумаги. Посидел краткое время неподвижно и сосредоточенно, как поэт, уже сложивший строфу, но пока не нашедший первое слово, потом удовлетворенно тряхнул головой, и пальцы его, вдохновенно взлетев над клавиатурой, издали пулеметную очередь, краткую и уверенную: «Dear Sir!»

Потом машинка заработала вовсю. Мастер вынул лист, перечитал его, довольно улыбнулся, словно убедившись лишний раз в том, что ошибок нет и быть не может, и пригласил клиента подписать. Тот долго выводил подпись на трех экземплярах. Потом бумаги были положены в плотный конверт.

У соседнего писца сидел на стуле прилично одетый мужчина. Текст был там короткий, но, очевидно, очень важный, поскольку обсуждали они его весьма обстоятельно. Оказалось, текст приглашения на свадьбу. Малаяламский текст написали дома, тут опасений в грамотности нет, с английским же надо быть осторожным. А здесь — гарантия.

Все это дружелюбно объяснил мне заказчик, пока писец стучал по клавишам. «Без английского все-таки нельзя, дочь у меня образованная, она окончила колледж».

Вообще вопрос языка в Индии — вещь сложная. Самый распространенный в стране язык — хинди, но здесь, на дравидском Юге — в Керале, в Тамилнаду, в Карнатаке, — его не знают, да и не очень хотят знать; дравидские языки, считают здесь, ничуть не хуже, чем индоарийские. Почему бы им на Севере не выучить наш язык? Да и бенгальцы, которые говорят на языке, родственном хинди, уверены, что бенгальский гораздо лучше: на каком языке писал Рабиндранат Тагор? То-то же. А ведь Тагор, сэр, лучший поэт в мире! Это всем известно. Зато английский — всем чужой, но все его более или менее знают, и никто не имеет привилегий. Кстати, в Индии он настолько изменился, что его можно считать здешним языком, англичане так говорить не умеют и не сразу все понимают. У них свой английский, сэр, а у нас — свой.

Индия, наверное, самая многонациональная страна в мире. Официально здесь зарегистрирован двести восемьдесят один язык. До этого считалось, что языков гораздо больше — восемьсот сорок пять, но когда стали учитывать только те из них, на которых говорит не менее пяти тысяч человек, число существенно поубавилось. Общий язык действительно нужен стране.

Преподаватели университета, чиновники, портье в гостинице говорят по-английски свободно. Только надо приноровиться к произношению, существенно отличающемуся от прононса наших преподавательниц. В лавке, где — сколь бы мала она ни была — трудится не менее трех человек, двое говорят по-английски в узко ограниченных профессией рамках; третий — владелец — может повести с вами беседу о качестве товара. Крестьяне на базаре, многие из городских прохожих, рядовые полицейские зачастую не понимают вообще. Поэтому иногда попытка расспросить о чем-нибудь превращалась в суровое испытание.

Но дело не в одном языке: в конце концов, всегда рядом оказывался кто-нибудь, кто говорил по-английски. Дело в другом. Мимика людей, манера их поведения настолько отличаются от европейских, что до смысла ответа добраться бывает трудно.

Например, тамилы и малаяли, желая подтвердить сказанное, так энергично вертят головой да при этом издают множество неартикулированных жалобных звуков вроде «не-а, не-a», что кажется, будто вам возражают. С нами ездил индиец доктор Кришнамурти, щуплый светлокожий тамильский брахман. Каждый день (и не по одному разу!) я переводил его беседы с нашим врачом Виноградовым. Специалисты, они быстро пришли к взаимопониманию, обменивались лекарствами, делились медицинскими соображениями. Но на первых порах было невесть как тяжело.