Книга В субботу вечером, в воскресенье утром - Алан Силлитоу

Из-за высокого роста Артура определили в военную полицию, выдали свисток и красную фуражку и поставили столбом проверять пропуска счастливчиков, идущих в увольнение либо отпуск. Артур — краснофуражечник. Какая ирония! В семье все покатывались со смеху. Но сам он не находил себе места. Ему платили пять шиллингов в день, и он с горечью думал, что за станком зарабатывал два фунта. Но ничего, думал он, пусть только начнется война, и тогда сразу станет видно, какой я плохой солдат. «Те, кто наверху», должны знать, что никто не будет за них воевать, и, наверное, именно поэтому, думал Артур, эти верхние особо и не рассчитывают на это в будущей войне. В армии так: «Да пошел ты куда подальше, Джек, у меня все в порядке». А на гражданке — каждый за себя. Все сводится к одному и тому же. Оттенки не имеют значения. Умное взаимодействие означает уйти от захвата, получив взамен полунельсон, хотя Артур знал, как избежать и того и другого. Единственный отдых, который обретешь, оказавшись вдали от всего этого, — это возможность усесться на поросшем ивами берегу канала и ждать, пока клюнет рыба. Или лечь в постель с женщиной, которую любишь.

Поговаривают о новой войне, на сей раз с Россией. При этом обещают, что она будет короткой — несколько ярких вспышек, и все, конец. Это же надо до такого додуматься! Мы что же, будем драться бок о бок с немцами, которые бомбили нас во время прошлой войны? За кого нас принимают? Кретины чертовы, и скоро им самим придется в этом убедиться. Думают, что заткнули нам рот страховкой да телевизорами. Да шиш им, я вместе с другими покажу, насколько они ошибаются. Вот окажусь на пятнадцатидневке, плюхнусь на мат, начну шмалять по мишени, тогда уж точно будут знать, чьи физиономии я держу на мушке всякий раз, как спускаю курок. Да. Это и есть те самые ублюдки, что заставили меня взять в руки винтовку. Вот они, я хорошо вижу этих тупых очкариков, что щурятся, читая толстые книги и газеты, в которых пишут, как напялить на ребят вроде меня хаки и погнать на поле боя, где сами-то они никогда не окажутся. Попались голубчики. Бах-бах-бах-бах-бах-бах. Да и не только они, других я тоже хорошо вижу в прицел: злобный хорек — налоговый инспектор, косоглазая свинья, собирающая арендную плату, большеголовый ублюдок, достающий своими просьбами сходить на профсоюзное собрание или подписать протест против того, что происходит в Кении. Как будто мне есть до этого какое-то дело!

Он вспомнил, как отец копал в саду домашнее бомбоубежище. Артур угодил в яму и получил за это изрядную взбучку. А потом вся семья сидела там на досках, кашляя от сырости, расчесывая покрывшуюся струпьями кожу и прислушиваясь к доносящимся со стороны Бичдейлского леса глухим, наводящим ужас выстрелам береговой артиллерии. В полночь, не обращая внимания на рвущуюся вокруг шрапнель, отец, бледный как смерть, бросился наружу с чайником в одной руке и полудюжиной чашек, нанизанных на пальцы другой, и вернулся, едва успев ускользнуть от пулеметного шквала, которым начал поливать фабрику вражеский самолет. А при долгом пронзительном свисте падающей бомбы съеживается и замирает целый свет, и ты просто считаешь про себя, считаешь, считаешь затаив дыхание, не шевелясь, с широко открытыми глазами, а когда бомба наконец взрывается где-то рядом с железнодорожным депо или на соседней улице, среди жилых домов, благодаришь Бога за то, что остался жив.

И если уж на то пошло, сыновья Ады не так уж и промахнулись. Под конец войны их поймали в последний раз и бросили на гауптвахту. Дейв оттрубил полгода на принудительных работах, после чего был демобилизован. Война закончилась, и он случайно встретился в Берлине с сестрой Артура Маргарет, работавшей в АИС[12] официанткой. Рука об руку они пошли вниз по Унтер-ден-Линден, глазея на развалины, вспоминая старые времена, попивая крепкое пиво и смеясь при мысли о том, что надо же, где они умудрились пересечься, — на разбитых улицах Берлина.

В сорок пятом году Дейв был в отпуске по демобилизации, и однажды в субботу вечером Артур натолкнулся на него у паба «Хорс-энд-Грум». На Дейве было новенькое, без единого пятнышка, хаки, и поверх нагрудного кармана красовались пять ленточек — награды за участие в боях.

— А я и не знал, что за отсидку на гауптвахте дают медали, — засмеялся Артур.

Дейв рассказал, как Ада и другие члены семьи начертили на стене домашнего бомбоубежища приветствие: «Добро пожаловать домой, Дейв», а в окне спальни в честь героя войны вывесили флаги.

— А ленточки, — добавил он, — я купил в армейском магазине. Они стоят всего полкроны и в отпуске не помеха. Пока, Артур, меня там в пабе один жулик ждет.

Расставаться с Брендой Артуру совершенно не хотелось. После скучной поездки на автобусе до деревни Воллатон они, взявшись за руки, пошли в сторону Брамкот-Лейн. У подножия холмов, кое-где покрытых низким кустарником, тянулись пшеничные поля, кое-где урожай был уже снят. Разлитый в воздухе запах убранной пшеницы пробудил у Артура воспоминания:

— Мальчишкой я сюда за черникой ходил. Однажды мы с двоюродным братом Бертом наткнулись на каких-то ребят, которые уже набрали чернику, и Берт отнял у них всю добычу. Мне это не понравилось, но Берт сказал, что так мы сбережем массу времени, которое ушло бы на сбор ягод.

Бренда остановилась, чтобы поправить перекинутый через руку плащ.

— Ну да, держу пари, ты не хотел их ограбить, — саркастически бросила она. — Великий подвиг. Ты у нас, Артур, малый не промах. Никогда не можешь отличить хорошее от плохого.

— Еще как могу, — возразил он. — Плохо, если хочешь знать, то, что отличать одно от другого не приносит никакой пользы. Разве не так, цыпленок? — Артур поднял голову и серьезно посмотрел на нее.

— Бывает, что совсем не так. И это помогает не попасть в беду. А ты рожден, чтобы наживать неприятности. Помоги мне взобраться на эту лесенку, милый.

Он протянул ей руку.

— Я рожден для неприятностей? Вот уж нет. Только не я. Если хочешь знать, я всегда жил мирной жизнью. И ни в какие свары не ввязывался, и никому вреда не хотел причинять. От этого у меня только настроение портится, как после попойки. Иное дело, что иногда не могу сдержаться. Придерживай снизу юбку, а то все твое хозяйство будет видно. Вот сюда-то влюбленные парочки и приходят, и все начинается с того, что мужчина помогает своей подружке влезть на лесенку.

— Ну что ты несешь? — рассмеялась Бренда. — В любом случае это ты меня сюда привел, и должен бы знать, что, когда женщина перелезает по лестнице через забор, что-то да наверняка будет видно. Так, тихо, держи меня за руку. У-упс. Все, приехали.

Артур перелез вслед за Брендой через забор, и они пошли вдоль зарослей бирючины, а нависающие над тропинкой кисточки пшеницы шевелились и поблескивали, как мишура.

— Но вообще это свинство, когда каждый год тебя дергают в армию. Жить не дают, гады.