Книга Людовик XI - Жак Эрс

Этот образ, почти целиком выписанный черной краской, утвердился лишь благодаря успеху таких произведений — не ученых упражнений, читаемых верными людьми, уже принадлежащими к той же партии, а широко распространяемых, переписываемых, вставляемых в сборники, переделываемых в баллады или песни. Это подтверждает тот факт, что некоторые из таких трудов, уже известные или еще мало кому знакомые, очень быстро оказались напечатаны. Например, «Храм Марса» Молине был опубликован в 1476 году, а «Защита эрцгерцога Австрийского и герцогини Бургундской», написанная в конце 1477 года неизвестным автором, сначала рукописная и украшенная несколькими иллюстрациями, вышла из-под пресса одного печатника-немца в Брюгге в начале следующего года. «Защита», восстанавливающая историю конфликта, обвиняла во всем Людовика XI.

Песни, обличавшие короля — предателя и клятвопреступника, распевали в Бургундии и Фландрии и даже в самой Франции. В 1464 году появилась «Песнь о пленении Филиппа Савойского» (сына герцога Людовика I), написанная, вероятно, им самим. Она повествовала о несчастьях принца, заманенного в ловушку и лишившегося свободы из-за лживости короля Людовика:

Послушайте жалобную песнь,

Исторгнутую скорбным сердцем.

Я пленник короля Франции...

Мог ли я только подумать,

Что королевская кровь способна лгать.

В следующем году — году Лиги общественного блага — другие безвестные авторы порицали советников короля, его скупость, непомерные налоги и мотовство:

О король, называющий себя французским,

Неужто всю Францию ты хочешь погубить?

Замучил ты ее податями и плутовством...

Позднее Тома Базен ни о чем другом и не говорил. Однако те первые нападки, последовавшие непосредственно за событием, скорее всего, со временем были позабыты. Обвинять короля в тирании, в неверности данному слову, в причудах и нелепостях, в угнетении народа было явно недостаточно, чтобы очернить его в глазах потомков. Требовалось больше: возложить на него вину за настоящие преступления, за хладнокровно задуманные и подготовленные убийства. И мемуаристы из бургундского лагеря и авторы баллад пошли на это. Они ревностно распространяли мрачные легенды и пели на все голоса, что Людовик велел убивать людей, встававших у него на пути.

Дело бастарда Рюбампре, обвиненного в 1464 году в намерении убить или похитить Карла, герцога де Шароле, и признания одного из его людей имели значительный резонанс. Карл не желал слушать французских послов и кричал, что его хотели убить. Хронисты охотно это подтверждают, Шателен в первую очередь. В одной из песен того времени обвинялся конкретно Антуан де Круа, враг Карла и, как полагали, вдохновитель всей этой истории:

Ягненок белый на лугу

Был не смирнее Шароле,

Но сын побочный Рюбампре

Его задумал умертвить,

Твоей рукою погубить.

Тома Базен не преминул передать слухи о смерти Карла Гиеньского (28 мая 1472 года), обвинив короля в подкупе двух слуг своего брата: его духовника и постельничего Журдена Фора, аббата Сен-Жан-д'Анжели, и его стольника Анри де ла Роша, которые якобы и отравили его. Эти слухи не имели под собой никаких доказательств, опираясь только на поспешность, с какой Людовик выехал в Гиень, и нетерпение, с каким он ждал новостей, а также на усердие, с каким он оповещал своих подданных. Однако легенда об отравлении, запущенная графом де Комменжем, Оде д'Айди, и его товарищами, укрывшимися в Бретани, и тотчас подхваченная бретонцами и бургундцами, сложилась удивительно быстро. Много позже Брантом передавал ее на полном серьезе, напоминая, что это преступление было всем известно, поскольку сам король признался в нем вслух в Нотр-Дам-де-Клери («А что мне оставалось делать? Он вносил смуту в мое королевство!»). Находившийся при нем шут будто бы услышал это и не стал держать сказанное в секрете.

Оба подозреваемых были тотчас арестованы, препровождены в Бордо и предстали перед судом архиепископа и первого председателя Парламента, Жана де Шассеня. Они во всем признались. Людовик XI заявлял о своем чистосердечии и любви к справедливости: «Более всего на свете я желаю, чтобы была установлена истина... и чтобы должным образом свершилось наказание». Он призвал архиепископа Бордоского Артура де Монтобана, который якобы проводил расследование о смерти Карла, передать все полномочия и все документы архиепископу Турскому. Он пригрозил своим гневом Жану де Шассеню, канцлеру Бретани, и графу де Комменжу, подозревая их в соучастии. А главное, он лично назначил в большой спешке пять высокопоставленных членов комиссии — архиепископа Турского, епископа Ламбе, председателей парламентов Парижа, Тулузы и Дофине, — чтобы они одни судили двух человек, «обвиненных в злодеянии над моим братом Гиеньским».

Перед приездом представителей короля герцог Бретонский велел перевезти своих узников в Нант, где они после нового допроса подтвердили свои слова. Журден Фор, запертый в большой башне замка, однажды утром был найден мертвым от удара молнии, с распухшим и почерневшим лицом, черным как уголь телом и языком, на полфута свисавшим изо рта.

Нехорошие слухи все же не прекратились: тотчас вспомнили о том, что тремя месяцами раньше епископ Парижский Гильом Шартье, который 1 мая 1472 года возглавил крестный ход, чтобы просить Бога о примирении короля со своим братом, внезапно умер несколько часов спустя, явно от отравы. Толпы верующих, пораженных до глубины души и начинавших роптать, пришли поцеловать ему руки и ступни, как святому, и это дело вызвало столько пересудов и подозрений, что король запретил парижским властям сооружать епископу надгробие.

Писатели Франции и Бургундии, авторы высокохудожественных произведений в прозе или стихах, которые могли свободно соперничать с итальянцами, стали придворными или остались независимыми, но поступили на службу к государям и участвовали в их распрях. Они поддерживали их своим пером и пели им хвалу, не слишком заботясь о правде. Они охотно обрушивали на противника свой сарказм, беспощадно и огульно обвиняя его в черных злодеяниях. Все участвовали в этой войне «историй» или «пасквилей», чтобы создать светлый образ своего господина, обвинить другого и снискать благосклонность общественности. Намеренно ввязавшись в масштабную политическую пропаганду, эти слуги короля и принцев были им так же полезны, как и обладатели придворных должностей. Их работа состояла в том, чтобы выковать свою правду против правды другого лагеря. Почитать их, так каждый поступок их господина был продиктован моральным долгом, заботой о том, чтобы правое дело восторжествовало над изменниками чести и веры.

Разумеется, события, в частности военные подвиги или мирные переговоры, преподносились совершенно по-разно-му. Один противоречил другому, получая за это жалованье. Оливье де ла Марш — бургундец, преданный своему герцогу, и капитан — сражался при Монлери, став рыцарем в самое утро битвы. Он был уверен в победе бургундцев, хотя знал, что другие утверждают обратное: поле битвы осталось за Карлом, графом де Шароле, пишет он, «что бы там ни говорили господа французские историографы, которые пишут, что битву выиграл король Франции, — это не так».