Книга Тату с координатами - Сергей Самаров

– Слышал… – ответил я мрачно, хотя никогда с таким оружием дела не имел. Даже меня, человека военного, офицера, понимающего разницу между настоящей атомной бомбой и «грязной атомной бомбой», покоробило и заставило содрогнуться такое сообщение. Что же говорить о простых мирных жителях, которые понятия не имеют об этой разнице. – Что будем делать, товарищ майор?

– Продолжаем поиск по всем возможным направлениям. Одновременно мы организовали поиск по другим каналам. Изучаем вопрос возможной переправки через несколько границ «грязной бомбы». По поводу татуировки ты дал дельный совет. По этому вопросу ничего не посоветуешь?

– Только один вариант, товарищ майор, в голову приходит. С Грузией и Азербайджаном у нас граница более-менее перекрыта. Там больше задерживают, чем пропускают. Хотя тоже, бывает, пропускают. Очень прозрачна граница со среднеазиатскими республиками, куда из Пакистана через Афганистан гораздо проще переправить такой груз. А дальше уже доставлять через Россию. Или даже через Каспийское море прямиком в Дагестан.

– Да, мы тоже обсуждали такую возможность. Соответствующие люди ищут. А ты внимательнее присматривайся ко всем бандитам на предмет четвертой татуировки.

– Я понял, товарищ майор. Буду присматриваться. И солдатам прикажу… Конец связи?

– Только «грязной бомбой» солдат не пугай. Им это знать ни к чему. Конец связи…

Этот мой разговор солдатам не был слышен, как и разговор с начальником штаба сводного отряда, потому что тот велся по отдельной линии прямой связи, а со следователем ФСБ я разговаривал через трубку. Это с майором Рудаковским я общался по общей связи. Борт «триста пятьдесят шесть» на связь пока не выходил, и я его тоже вызывать не спешил. А тут и «Ми-8» по нашу душу появился на горизонте.

Я вышел к площадке, которую присмотрел для посадки, и стал знаками обозначать место приземления на каменистый устойчивый грунт. И только когда увидел, что вертолет уже готов совершить посадку, позвал по связи командира первого отделения, который во время отсутствия моего заместителя исполнял его обязанности:

– Мослаков! Поднимай взвод на загрузку. Карета подана…

– Взвод! Подъем! – резко скомандовал сержант.

Выполнялась команда так же резко, как и отдавалась. Никакой сонной раскачки бойцы себе не позволяли. Они одинаково поднимались что в полевых условиях, что в казарменных и всегда были готовы к выполнению любого приказа командира. Сказывалась тренированность и дисциплина, которые во взводе всегда поддерживались на необходимом уровне.

Едва завершилась посадка в вертолет, на связь вышел майор Рудаковский:

– Как дела, старлей?

Он почему-то начал не с доклада об обстановке, а с вопроса. Видимо, обстановка позволяла не торопиться.

– Вылетаем в вашу сторону. Что там, в ущелье?

– Нашел эту проклятую бандитскую базу.

– Почему проклятую?

– В меня оттуда три автоматные очереди послали. Краску на фюзеляже ободрали, заразы, придется подкрашивать. Короче… Есть база! Куча палаток и всего трое бандитов. Этого, на мой взгляд, слишком мало для проведения боевой операции. Я так понимаю, они ждали возвращения тех, кого твой взвод уничтожил. Вместе они, естественно, представляли бы опасную силу. Но теперь это уже совсем не боевая единица, хотя и имеет в своем распоряжении миномет. Он у них между палаток поставлен. Рядом кусок брезента вместо чехла, но пока миномет не прикрыт.

– Может, есть еще люди, но просто попрятались?

– Мой тепловизор их в любом случае выцепил бы. Пещер и гротов здесь нет. Особо и спрятаться негде. Если в щель скалы влезут, оттуда «свечение» поползет. Трое только внизу. Что с ними делать? Я могу их уничтожить одним залпом. А могу тебе на закуску оставить.

– Если вопрос так стоит, то лучше сразу уничтожить, товарищ майор. Нам останется только проверить ущелье, и все. Но после уничтожения бандитов вы не можете до конца ущелья пролететь. Просто на всякий случай. Чтобы никто не скрылся.

– А я уже пролетел. Сейчас возвращаюсь. И решил с тобой согласовать работу. Даешь согласие? Я только одну термобарическую ракету пущу, и все кончится.

– Извините, товарищ майор, а можно их просто из пулеметов расстрелять? – вовремя вспомнил я задание майора Николаева о поиске человека с татуировкой на предплечье. После пуска термобарической ракеты на основательно прожаренном человеке татуировку будет не разобрать. – Тут есть одна деталь, которую я в эфире оглашать не хочу. Нам, короче говоря, нужно будет по окончании вашей работы внимательно осмотреть тела убитых.

Я опасался, что, если зайдет разговор о татуировках и вероятном схроне, придется говорить и о «грязной атомной бомбе». А я не хотел, чтобы солдаты об этом слышали.

Майор Рудаковский, кажется, о чем-то догадался и не настаивал на объяснении.

– Мне без разницы. Мой второй пилот вообще предпочитает пулемет, как более гуманное оружие. Особенно любит крупнокалиберный и автоматическую пушку. Они, на радость господам гуманистам, раненых не оставляют. Он сам по себе рыбак заядлый и говорит, что после выстрела термобарической ракетой в земле даже черви поджариваются. Это его рыбацкую душу беспокоит. Прикажу, пусть расстреливает.

– Спасибо, товарищ майор. Еще вопрос можно?

– Хоть три.

– Там есть место, где «Ми-8» сесть сможет?

– Только рядом с палатками. Там, рядом с палатками, места и для меня хватит, хотя я на посадку не рассчитываю. Короче говоря, я отстреливаю население малолюдного ущелья и возвращаюсь на базу. Там уже запрашивали, когда я вернусь. Снова куда-то погнать хотят. Не теряй меня. Можем вечером за ужином в офицерской столовой встретиться. Расскажешь мне, кстати, что в эфире сказать не можешь. А то я жутко любопытный.

– Договорились, товарищ майор. Я попрошу в столовой, чтобы мне вас показали. А то как-то странно получается – вместе одно дело делаем, а друг друга в лицо не знаем. Конец связи…

– Конец связи…

Я прошел в кабину к пилотам «Ми-8», где пришлось громко кричать, соперничая со звуком вращающихся лопастей. Пока лопасти раскручиваются, они всегда сильно шумят и хлопают. В воздухе совсем другое дело. Может быть, потом просто привыкаешь…

Я едва-едва связки себе не порвал. Сами пилоты и бортач[32] общались друг с другом и с авиационным диспетчером посредством собственных средств связи и прекрасно слышали друг друга даже при негромком разговоре. У всех троих горло было обхвачено лентой ларингофона, заменяющего микрофон, а в мягком шлеме были наушники. Бортач вообще шлем не носил, даже мягкий, только небольшой наушник в одном ухе. Вторым ухом слушал звуки двигателя и ветра, что загулял по всему салону, едва мы начали движение.

Майора Абдусалямова не случайно предупреждали, что вертолет, который нам могут предоставить, старый, изношенный и скрипучий. В такой машине только в полете начинаешь понимать, что слова эти были не пустой болтовней. Но мы летели, и это было главным. И, судя по довольному лицу бортача, все шло штатно.