Книга Попытка контакта - Михаил Иванов

В качестве второго помощника Нахимов выделил мичмана Шёберга. Надобно заметить, что по фамилии тот легко мог быть принят за немца. Большинство и впадало в это заблуждение, на самом же деле он происходил из южной Швеции. Видимо, при назначении были учтены наивысшие оценки по тактике, полученные гардемарином Шёбергом в Корпусе, хотя этого офицера по причине его могучей фигуры скорее можно было принять за превосходного абордажника. Разумеется, мичмана пришлось просветить относительно пришельцев, в том числе и дракона. Эта информация пробила даже северную невозмутимость Шёберга. Он высказал горячее желание посмотреть на живого дракона, но на это уже не было времени. Разумеется, Семаков взял слово с мичмана, что тот будет молчать о новых знакомых.

Поскольку часть нижних чинов прошла обучение у иноземного артиллериста, то их перевод на «Морской дракон» возражений не вызвал.

Ходовые испытания шли не столь гладко, как того хотелось бы морякам. Скорость была ошеломляющей (четырнадцать узлов по ручному лагу), но при этом появлялась заметная дрожь корпуса.

– Не годится, – авторитетно рассудил Риммер, – на точности огня может сказаться. Тут регулировать водяные трубы надобно…

Это и делалось. Одновременно капитан Семаков и будущие вахтенные офицеры изучали систему управления «Морским драконом», которая ничем не напоминала таковую для любого парохода, даже винтового. Штурвал был невелик. Это еще бы ничего, но управление решительно всеми двигателями заключалось в совокупности рычажков. Все находилось в руках вахтенного; это создавало удобства. С другой стороны, как правильно заметил капитан Риммер, в горячке боя можно с легкостью перепутать эти рычажки, что грозило серьезными последствиями. По этой причине всех троих гоняли, «как в Морском корпусе». По крайней мере, так учебный процесс описал мичман Шёберг.

К концу мая от вибрации удалось избавиться. Предстояли сдаточные испытания.

А в это самое время на Маэре дела шли своим путем. Вернулась экспедиция, ушедшая за алмазами. По прежним меркам – с неплохой удачей; в сундучке оказалась чуть ли не сотня алмазов разной величины (правда, там были и откровенно крошечные, едва ли три десятых дюйма в поперечнике). Но не было такого, что мог бы выручить застрявших в чужом мире путешественников. Точнее, размером один из найденных камней подходил, но дефектов в нем было недопустимо много. Сообщение об этом ушло. Также сообщалось, что до следующего года экспедиции не будет.

В ответном письме содержалась просьба о рубинах и сапфирах. Тут Сарату было о чем задуматься.

Теоретические основы выращивания корундов в свое время изложил сам Профес. Но сам высокопочтенный отлично знал, что повышение температуры расплава само по себе создает то, что называлось «инженерными проблемами»: система крепления требовала только платиновой подвески, да притом немалой толщины (или попробовать поддерживать кристалл телемагией), да еще повышенный расход кристаллов на нагрев… короче, продукция выходила порядочно дороже. И команда принялась считать.

К сдаточным испытаниям лейтенант Семаков готовился вдумчиво. Он запланировал идти не только полным экипажем – и загрузка предполагалась соответствующей; при этом вес пресной воды, провизии и частично боезапаса компенсировали дополнительным балластом.

Но это было не все: по согласованию с офицерами экипажа и с Нахимовым результаты испытаний должны были слегка дезинформировать противника. Семаков опасался и чрезмерно разговорчивых людей в окружении Нахимова, и просто болтовни нижних чинов в кабаках – и потому капитан Риммер также получил соответствующую просьбу.

Единственным, кто остался откровенно недовольным испытаниями еще до их начала, был дракон. Причина была простой: хотя Таррот не скрывал гордости за название, но был сильно уязвлен просьбой даже не пытаться следить за этим процессом – при том, что ему наглядно и убедительно объяснили всю нежелательность появления дракона на широкой публике.

Адъютант Нахимова Острено также предполагался наблюдателем на борту. Насчет него Семаков долго думал, но потом решил, что всеми силами надо будет попытаться и его дезинформировать, но лишь по возможности (считать Феофан Христофорович умел не хуже любого другого офицера Российского императорского флота). На это требовалось согласие самого Павла Степановича, которое было получено ценой долгих и проникновенных уговоров. Нижние чины получили строгое предупреждение насчет болтовни, но тут Семаков не обольщался: шансов удержать секреты от раскрытия по пьяной лавочке не существовало. Значит, непосвященные просто должны знать как можно меньше.

«Морской дракон» привлекал немалое внимание первыми выходами в море; потом к ним привыкли. Но выход на сдаточные испытания не мог не вызвать некоторого любопытства – у одних бескорыстного, у других вполне меркантильного. Новый корабль непривычного вида не мог не привлечь внимание чужих разведслужб.

Стоя в рубке (а именно там столпились все присутствующие офицеры), Семаков выглядел каменно-спокойным. Отчасти и его внутреннее состояние было таким же: по результатам прежних испытаний он твердо знал, что уж двадцать узлов корабль выжмет. Но хотелось, разумеется, большего.

Управление уже стало привычным: штурвал, небольшие рычаги, которые Риммер почему-то называл «секторами газа», указатели тяги двигателей, небольшие рычажки, включающие дополнительные двигатели. Движки-поворотники обеспечивали «Морскому дракону» неслыханную управляемость при любой скорости. Большим циферблатом красовался иноземный механический лаг. Его уже отградуировали почти на всю шкалу, не хватало лишь отметки самого полного хода. Острено глядел во все глаза: для него-то это было полной новинкой.

– Пора разгоняться, Владимир Николаевич, – не по-баварски хладнокровно произнес капитан-кораблестроитель.

– Вы правы, Риммер Карлович, пора.

Еле слышный гул водометных сопел стал громче.

– Всем на палубе: держаться за леера!

Старший унтер-офицер Кроев (обрусевший потомок голландца Кройфа, осевшего в России еще при Петре Великом), исполнявший на «Морском драконе» обязанности боцмана, продублировал команду, несколько расширив ее в матерном направлении.

– Включаю режим forçage!

Весь экипаж ощутил, как нос корабля вздыбился – не особо круто, но вполне заметно. Рев движков стал менее низким, но все еще не был чрезмерно громким. Волны хлестко били по скуле. Корпус ощутимо подрагивал.

Лейтенант Мешков быстро вышел на палубу и меньше, чем через минуту вернулся.

– Владимир Николаевич, трясет изрядно. Меткую пальбу в таких условиях не обещаю.

Риммер коротко глянул на коллегу. Тот понял:

– Даю гладкую воду!

И один из рычажков был сдвинут.

– Михаил Григорьевич, оцените, каковы теперь условия для артиллерийского огня.

– Владимир Николаевич, я бы тоже хотел взглянуть.

Семаков с трудом удержался от радостной улыбки.