Книга Великие любовники - Клод Дюфрен

Дама подписалась инициалами и указала адрес почты до востребования. Именно так полвека тому назад начался удивительный эпистолярный роман между Бальзаком и госпожой Ганской. Как и автора «Человеческой комедии», Мопассана соблазнила загадочность письма, и он уже начал придумывать его продолжение согласно своим желаниям. И ответил со сдержанной расчетливостью: «Мое письмо, несомненно, будет не таким, каким вам хотелось бы его видеть. Вы хотите стать моим доверенным лицом? В каком же качестве? Почему я должен вам, незнакомой мне женщине, чьи разум, тенденциозность и все остальное могут вообще не совпасть с моим интеллектуальным темпераментом, сообщать то, что я могу сказать лично в интимной обстановке женщинам, которые являются моими подругами? Как можно написать сокровенное человеку, если мне неизвестно, как он выглядит, какие у него волосы, какая улыбка, какой взгляд?»

Ничуть не огорчившись, незнакомка снова написала ему, а Мопассан ответил, и это его забавляло. Вскоре он узнал личность своей корреспондентки: это была молодая россиянка, воспитанная во французской культуре, по имени Мария Башкирцева. Она неплохо рисовала. Когда она написала Мопассану, у нее был туберкулез в последней стадии. Она знала, что жить ей оставалось всего несколько месяцев, и эта переписка с писателем была для нее чем-то вроде последней игры, последним жеманством. Она действительно умерла 31 октября 1884 года. Мопассан не забыл ее и спустя семь лет после этого напомнил о ней другой русской девушке, мадемуазель Богдановой, забросавшей его любовными признаниями: «Да, я ответил мадемуазель Башкирцевой, но я ни разу не попытался увидеться с ней. Она умерла, так и не познакомившись со мной».

Но если Мария Башкирцева знала, к какой жестокой участи она была приговорена, то Ги еще не подозревал, что смерть уже приглядывалась и к нему. Когда молодая россиянка перестала ему писать, он почувствовал некоторое облегчение и решил заняться более конкретными делами. В Этрета, где проводил лето, он снова начал вести привычный образ жизни, когда работа перемежалась с похотливыми приключениями. В его доме каждую неделю видели новую пассию, которая затем уступала место следующей. Особенно ненасытного любовника забавляли лица соседей, наблюдавших за этими бесконечными приездами и отъездами. Роман «Милый друг» был закончен и ждал выхода на прилавки книжных магазинов, а Мопассан позволил себе продолжительное путешествие в Италию. В перерывах между посещениями музеев и походами по горам и долинам он все-таки находит время, чтобы навестить некоторые дорогие ему публичные дома. Так Поль Бурже[86], встретивший его в Риме, рассказывал потом, что Мопассан затащил его чуть ли не силой в одно из таких заведений. И пока Бурже ждал в салоне, Мопассан воздал почести некой доброй женщине с увядшими прелестями.

Как можно было предвидеть, выход в свет «Милого друга» принес автору огромный успех, особенно среди женской половины читательниц. Герой книги был конечно же в некоторой мере канальей, но не стал от этого менее мил для всех замужних женщин, задыхавшихся в брачных узах. И естественно, интерес, вызванный «Милым другом», перенесся на автора. Вокруг него стал виться целой рой светских женщин, каждая из них была тайно влюблена в него, и теперь Мопассан стал чувствовать себя очень вольготно в высшем обществе. Он начал испытывать удовольствие от интеллектуального флирта, салонного жеманства, столь непохожих на его обычные любовные занятия. Постепенно вокруг сформировался небольшой круг из лесных нимф с довольно высоким положением в свете. Четверо из них были для писателя чем-то вроде почетной стражи: Женевьева Стросс, Эрмина Лекомт дю Нуи, Мария Кам, Эммануэла Потока. Все они были в него влюблены и с отчаянным героизмом сопротивлялись желанию пасть. Мопассан, что удивительно, ограничивался тем, что поочередно приударял за ними, не стараясь ускорить развитие событий. Складывается впечатление, что ему нравилось играть роль петуха в этом позолоченном курятнике. И все-таки можно предположить, что две из этих дам, Эрмина Лекомт дю Нуи и Женевьева Стросс, в конце концов отдались ему, но Мопассан ни словом нигде об этом не обмолвился. Впрочем, если он и воздерживался от близости с милыми подругами, с другими женщинами он вел себя менее сдержанно. Поль Бурже рассказывает, что когда он однажды вечером был у Мопассана, увидел, как к нему пришла какая-то женщина под вуалью. Мопассан сказал, что это жена одного почтенного профессора университета. Пока мужчины разговаривали, дама сняла с себя всю одежду, оставшись совершенно нагой. Мопассан предложил Бурже воспользоваться этим случаем. Поскольку тот отказался, дама накинулась на Мопассана, и парочка, нисколько не стесняясь присутствием постороннего, начала заниматься любовью. Чуть позже, рассказывает Бурже, пришел Катулл Мендес[87] с подругой, и они начали вчетвером красочную оргию под истеричные крики жены профессора, что, казалось, очень занимало Мопассана.

Еще более удивительно, что при всех этих выходках, несмотря на нестерпимую боль в глазах, в 1886–1887 годах его производительность ничуть не уменьшилась. Даже напротив, каждое из его произведений было отмечено яростным умом и включало в повествование множество различных персонажей. Его популярность росла вместе с тиражами его произведений. Он, несомненно, с иронией воспринимал сыпавшиеся на него со всех сторон похвалы, но в то же время не был к ним равнодушен, поскольку это позволяло ему покорять новых женщин. В роскошную квартиру на первом этаже особняка на улице Моншанен[88] непрерывным потоком шли элегантные создания, многие из которых носили известные имена. Он понимал, что этих дам приводила в дрожь его грубая сила, и давал им пищу для волнения. Его любимым упражнением было поднять одной рукой тяжелый стул и покрутить им в воздухе с такой легкостью, словно это было плетеное кресло. Демонстрация силы, похожая на трюк ярмарочного борца, приводила в восхищение всех женщин. Во время таких вечеров он проявлял порывистость, но, когда он оставался один, на плечи наваливалась свинцовая тяжесть. Присутствовала постоянная двойственность, диалог Мопассана с двойником, полностью похожим на него, но кем-то другим. И тогда он дал выход наполнявшим его таинственным силам, написав самую сильную и самую запоминающуюся из своих новелл – «Орля». С профессиональностью психиатра он показал процесс раздвоения личности человека, вторжение в его разум посторонней силы, которая в конечном счете начинает руководить его поступками. Анализ писателя очень точен, потому что он сам чувствовал то, что описывал. С годами Мопассан начал понимать, что постепенно его разум захватывал незнакомец, и ему не удавалось прогнать его своими силами. Вот откуда возникали эти галлюцинации, повторявшиеся со все более короткими интервалами. Одновременно и общее состояние его здоровья ухудшалось, случаи депрессии становились все более частыми. Доходило до того, что этот продуктивный писатель часами просиживал перед чистым листом бумаги: «Я задаю себе вопрос, – написал он как-то, – уж не болен ли я: настолько сильно во мне отвращение ко всему, чем я так давно занимаюсь с большим удовольствием. Что же это такое? Усталость глаз или разума? Истощение творческих способностей или боли глазного нерва?»