Книга Записки беспогонника - Сергей Голицын

На рассвете я пришел в большое село Волховское. Против него, на другом берегу Дона в зелени садов раскинулся маленький городок Задонск с громадным монастырским собором посреди. Было это 31 мая.

В Волховском разместился штаб нашего района. Здесь же обосновался и участок Эйранова.

Сергей Артемьевич мне сказал, что ни в коем случае меня не отпустит. С четырьмя его работниками и топографом Облогиным я устроился у одной молодайки, жившей со слепой старухой свекровью и малыми ребятами. Хата была грязная, корова стояла в сенях, дети и поросенок гадили на земляной пол единственной комнаты. Облогин и я расстелили свои одеяла в саду под грушами, которые обещали дать обильный урожай.

Помимо законной пайки, Эйранов выдал нам из каких-то своих еще дмитровских излишков по 8 кило ржаной муки каждому, что послужило нам немалым подспорьем. По вечерам после работы Облогин и я варили из этой муки болтушку без всяких приправ и считали ее очень вкусной.

Муж хозяйки был неизвестно где, на войне, и она, чтобы как-то прокормить многочисленную семью, занималась самогоноварением. Впервые я увидел тот столь распространенный в те годы на Руси аппарат и с интересом ознакомился со всей техникой самогоноварения из сахарной свеклы. Как барда подходила, как кипятилась, как пары, проходя через змеевик, охлаждались и драгоценная жидкость капала в бутылку. Деньги мы берегли и только однажды купили на троих пол-литра. На вкус самогон мне показался отвратительным, и долго потом я не решался к нему притрагиваться.

Нашему 2-му району поручили приводить в порядок и ремонтировать выстроенные еще зимой дзоты на предмостном укреплении. Все прочие районы нашего 5-го Управления занимались тем же самым на основном оборонительном рубеже на левом берегу Дона, в самом Задонске и в его окрестностях.

Зеге, несмотря на протесты Эйранова, приказал мне отправиться в распоряжение штаба района. Некрасов и я должны были по схемам батальонных районов обороны — сокращенно БРО — и по так называемым формулярным ведомостям разыскать на местности все эти дзоты.

Для нас пошла горячка, так как эти схемы никак не соответствовали действительности, иные показанные на схеме огневые точки вовсе не были выстроены, иные сидели не там, да еще так запрятанные, что найти их мы никак не могли.

Зеге и главный инженер района Карагодин бранили нас, но потом, убедившись, что мы в этой путанице не виноваты, добились вызова из штаба армии двух лейтенантов, строивших зимой этот рубеж. С их помощью мы кое-как разобрались.

Некрасов был прикреплен к БРО старшего прораба Конорова, а я к БРО Эйранова и еще изредка ходил на соседний, который строил старший прораб Терехов. У него местность оказалась открытой, и большинство дзотов он нашел сам, без моей помощи. Но к нему у меня был хороший предлог ходить — съедать второй обед. Наверное, глядя на мою тошую долговязую фигуру, он жалел меня и приказывал повару меня накормить досыта.

А вообще питался я хоть и лучше, чем в Дмитрове, но все же весьма неважно. Штабная бухгалтерия выдумала сложнейшую схему учета столующихся. По утрам выдавались три талончика — красный, желтый и голубой, которые при получении очередного кушанья менялись один на другой. Горе было потерявшему талон или пропустившему завтрак, обед или ужин и, следовательно, не обменявшему талонов. Теоретически несчастный вообще лишался питания. Кто-то из нас пожаловался Зеге, и он всю эту систему разноцветных талонов отменил.

На работе я должен был много ходить, но из-за беспрерывного поноса до того ослабел, что едва передвигал распухшие ноги.

Цецилия Ивановна Руднева, за неимением других лекарств, поила меня марганцовкой, которая ничуть не помогала.

Однажды в воскресенье после получки я отправился в Задонск на базар и там наелся ряженкой из топленого молока, вареным мясом и творогом. Пошел домой и вдруг услышал за собой женский возглас:

— Вон, длинный дядя как накушался, еле идет.

А шел я, ковыляя из-за непрекращающегося поноса.

Другая моя беда была — совершенно износившаяся верхняя одежда и белье. Нам выдали только армейские ботинки и обмотки, которые беспрерывно разматывались. В прорешке брюк образовалась обширная дыра, которую я несколько раз латал, а она все ширилась и ширилась, мои брюки грозили разорваться пополам.

Третья моя беда была — вши. Никаких бань тогда не строили, считая, что все будут купаться в Дону. Купался и я через день, а через день прятался в лесу, раздевался и собирал вшей, а они плодились все больше и больше. У всех без исключения разводились такие же многочисленные стада. Однажды я заметил на лысине нашего уважаемого Николая Артуровича Зеге штук шесть этих мерзких тварей.

Ремонт и маскировка старых дзотов заканчивались. Надо было по тем же схемам строить дзоты второй очереди.

У нас еще на Горьковском рубеже научились делать бетонные колпаки. Теперь их стали делать здесь. Соорудили маленький бетонный заводик, во главе которого встал Проценко, а его помощником был назначен мой еще школьный товарищ Красильников.

За день изготовляли по десять колпаков. А мы — топографы, согласно схемам БРО, должны были выбирать на местности, где их ставить.

Схемы были очень путаны, и я стал указывать места для установки колпаков иногда по своей вьшумке и с этой своей выдумкой влетел в пренеприятную историю.

Однажды приехали к нам в штаб главный инженер нашего 5-го Управления Разин и с ним полковник из штаба армии.

— Откуда тут стоит колпак с амбразурой прямо на шоссе?

Стали дознаваться, вызвали меня. Я признался, что колпак поставлен мною. Потребовали схему БРО. Да, примерно в этом месте должна стоять огневая точка, но с амбразурой во фланг.

— Почему она повернута на 90 градусов?

Я стал заикаться, ссылаться на неясные цифры в формулярной ведомости.

Вдруг Разин пунцово покраснел и сказал Зеге ледяным голосом:

— Снять его!

Зеге вскинул на меня свои живые светлые глаза, но промолчал. Я так и обомлел. Разина я высоко уважал. Был он старый гидростроевец, ученик знаменитого Жука, твердый и напористый. После войны он работал главным инженером строительства Цымлянской ГЭС, потом Куйбышевской, потом стал академиком.

А тогда от него я услышал такие губительные слова.

С позором, со злорадством снимали у нас проворовавшихся снабженцев, кладовщиков и бухгалтеров, отправляли их, как тогда выражались, «на лопату». Я мысленно представил себе, как придется и мне копать землю, я уже думал, как пойду к Цецилии Ивановне просить из-за поноса направить меня в команду слабосильных. Дня за два до того в Управление был отправлен список особо нуждающихся в обмундировании. Теперь я предвидел, что меня из этого списка вычеркнут и «на лопате» мои брюки за два дня на самом деле разорвутся пополам…

Я молча вышел и на крыльце штаба стал ждать решения своей участи.

Пришел Итин, я ему во всем признался. Он всплеснул руками и истерически завопил о величайшем скандале. Я понял, что поддержки в нем не найду. Разин и полковник молча проследовали мимо меня и уехали. Вдруг меня вызвали к Зеге.