Книга Групповая гонка. Записки генерала КГБ - Валерий Сысоев

— Ты хоть раз слышал, чтобы я сказал на тему наших отношений хоть одно плохое слово? Нет? Вот и хорошо. Давай пока поставим здесь точку.

Другой вопрос, что сыну я конечно многое недодал. В нашей семье тогда жила мать жены, которая, естественно, всецело была не на моей стороне, поэтому и поток негатива в мою сторону шел такой, что я счел разумным никак не форсировать после развода свои отношения с сыном, чтобы не наносить ему дополнительных моральных травм. Хотел дождаться, когда он повзрослеет, а там уж — как получится: почувствует потребность в общении — придет. Борис пришел — спустя семь или восемь лет.

Вину же я чувствовал в том, что сам рос без отца и прекрасно знал, что это такое. Понимал, что какие-то стороны характера сына, которые порой вызывают у меня раздражение, — это следствие, в том числе, и моего отсутствия в его жизни на этапе взросления. Но так уж сложилась жизнь.

Под жизненными проступками я понимал и гораздо менее значимые вещи: где-то кого-то обидел, не так отнесся к человеку, не то ему сказал. Человек, которого ты этим задел, возможно, ничего и не ответит, промолчит, но внутри тебя все это остается навсегда. Как внутренний долг. И очень важно на пороге ухода из жизни не оставлять за собой этих внутренних долгов, отплатить их. Пусть не впрямую, опосредованно — через помощь нуждающимся людям, детским домам.

Наверное, это называется отмолить грехи. Не могу сказать, что я человек сильно верующий, хотя тайно крещеный, но в вере конечно же неграмотный, неприученный к пониманию обрядов. Людям моего поколения это свойственно — общество никак не поощряло движения к вере, напротив, препятствовало этому. Просто в моем понимании «отмолить грехи» не значит, сделать что-то такое, что оценят окружающие. Гораздо важнее внутренне понимать: не нужно совершать поступков, которые в глубине души считаешь неправильными ты сам.

* * *

В тот период я много размышлял как о роли «Динамо» в жизни страны, так и о роли спортивных обществ в целом. В каждой многоконфессиональной стране есть ведь своя история развития спорта. В 30-х годах прошлого века — как раз те годы, когда страна боролась с басмачами в Азии, в нашей стране было обилие спортивных обществ. Люди в тогдашнем правительстве сидели неглупые, понимали, что спорт, помимо того, что дает здоровое поколение, может еще играть роль наднационального единения. Его можно сделать либо инструментом объединения страны, либо средством национального конфликта. Ведь когда в соревнованиях выступает команда «Динамо» или сборная профсоюзов, никто не кричит в ней: «Мочи мордву!» или «Татарин, бей узбека?» Как только мы загоняем спорт в национальные окраины, мы тут же начинаем провоцировать национальную рознь.

На базе всех обществ у нас существовали экспериментальные группы спортсменов, и это было крайне важно уже для большого спорта. Прежде чем внедрять какие-то инновации в национальные сборные команды, все это проходило опробование в обществах. Такие эксперименты прежде всего носили методический характер, и каждый тренер, предлагающий в методическом плане что-то новое, первым делом был обязан свою методику защитить и обосновать. Это сильно поднимало и тренерскую конкуренцию — мы получали очень хорошо подготовленный кадровый резерв.

Система обществ обеспечивала очень четкие вертикали: армия, внутренние войска, «Локомотив» со всеми железными дорогами страны, транспорт, «Урожай», объединяющий сельский и деревенский спорт, студенческий «Буревестник» — все они были меж-территориалыными. Как только вертикали исключили, система потеряла устойчивость. По мере того, как спортивные общества в нашей стране прекращали свое существование, никто не озаботился тем, чтобы создать альтернативную структуру. Спортивные федерации начали жить своей собственной и крайне обособленной жизнью. Если раньше в Спорткомитете существовали всевозможные управления — прикладных видов спорта, единоборств и так далее — они создавались не просто так, а с учетом того, что между теми же единоборствами есть очень много общего в методике. Как только вид спорта уходит в свой узкий коридор — он неизменно начинает гибнуть.

Именно это начало происходить в России, как только федерации стали обособляться.

Общества — это еще и вопрос болельщицкой преданности. Никто и никогда не ответит: как и когда в человека проникает тот «микроб», который заставляет его болеть за «Динамо», «Спартак» или «Торпедо». Помню, уже будучи генералом, я ехал по Москве за рулем, и меня остановил гаишник. Я ему говорю: мол, я — свой, динамовский, что ж ты меня тормозишь? А он отвечает: «Я вообще-то за «Спартак» болею». Ну, я пожал плечами: «Бывает…»

Я видел, как болеет за «Спартак» министр промышленности и строительства Алексей Иванович Яшин. Если бы кто увидел его в момент матча «Спартака» на трибуне, то, пожалуй, вообще усомнился бы в том, что он нормален. Столь же отчаянно болел за «Спартак» заместитель председателя Гостелерадио Владимир Иванович Попов.

* * *

Определенную роль в перестройке спортивного будущего всей России сыграл тогда Шамиль Тарпищев. Он вообще был сторонником того, чтобы перевести «Динамо» на клубную систему. Мы много раз с ним это обсуждали, и в целом я выступал «за». Просто я понимал, что переводя общество на клубную систему, нужно было в обязательном порядке сохранить весь динамовский потенциал, чтобы система не рухнула, а оставалась жизнеспособной. Те спортивные федерации, что существовали тогда, экономически были не слишком дееспособны, как и нынешние. Поэтому сам по себе эксперимент по разрушению обществ казался мне достаточно рискованным. И уж точно это не было тем вопросом, с решением которого следовало спешить.

Если рассуждать глобально, в клубной системе очень много плюсов. Просто применительно к нашей стране она до сих пор имеет слабые стороны, а значит — не решает всех проблем, особенно с учетом того, что ее вовремя не оформили ни законодательно, ни нормативно. Экономически эта система базируется у нас, как правило, на государственных деньгах, а в этом случае система неизбежно превращается в механизм использования бюджета для личного бизнеса с «отщеплением» части средств на развитие собственно спорта. Вся эта зараза началась с футбола и очень быстро стала распространяться во все стороны. Оттуда же пошел конфликт между клубными и национальными сборными: тех, кто вставал во главе клубов, интересы страны начинали интересовать лишь во вторую очередь.

В чем была уникальность «Динамо»? За период своего существования и развития оно достигло той структуры, к которой сегодня путем бизнес-эволюции пришел футбольный «Манчестер» — клуб, имеющий свои сооружения, свои предприятия, свою индустрию, акции, «играющие» на сингапурской бирже, то есть «Манчестер» — это огромная самодостаточная корпорация, витрина которой — футбольный клуб.

У «Динамо» имелось семьдесят шесть различных предприятий, четырнадцать отраслей промышленности от деревообработки до полиграфии, за счет этих доходов общество и жило, имея индульгенцию от государства в виде освобождения от налога с товарооборота, который по тем временам составлял порядка двухсот миллионов рублей в год. Эти деньги шли в Центральный совет и распределялись по региональным динамовским организациям. В отличие от того же ЦСКА, все наши сборные команды содержались за счет средств общества, а не госбюджета.