Книга Затерянный горизонт - Джеймс Хилтон

— Какая очаровательная история, дорогой Конвей. Сколько в ней поучительного, не правда ли?

Конвей согласился со старцем. Ему приятно было сознавать, что безмятежность, столь ценимая в Шангри-ла, открывала простор для бесконечного множества самых затейливых и, казалось бы, бессмысленных дел, поскольку он сам всегда испытывал влечение к подобным вещам. Оглядываясь на прошлую жизнь, он вспоминал о массе благих намерений, до которых никогда не доходили руки; теперь будет время заняться ими, даже спустя рукава. Это были приятные мысли, и когда Барнард признался, что видит и для себя интересное будущее в Шангри-ла, у Конвея не возникло ни малейшего желания поднять американца на смех.

Оказалось, что участившиеся в последнее время отлучки Барнарда в долину были вызваны не только тягой к спиртному и женскому полу.

— Видите ли, Конвей, с вами я могу говорить начистоту. Маллинсон точит на меня зуб, вы, наверно, и сами заметили. Но вы — человек другого склада и лучше смекнете, что к чему. Чудно, конечно — британские чиновники все такие чопорные, поначалу и не подступишься, но вам-то безусловно можно доверять.

— Ну, не скажите, — улыбнулся Конвей. — Между прочим, Маллинсон такой же британский чиновник, как и я.

— Верно, но он же еще сосунок, ума-разума не набрался. Мы то с вами тертые калачи — смотрим на вещи трезво. Взять, к примеру, здешнее заведение — что тут и к чему, почему нас завезли сюда, до сих пор понять нельзя. Ну да ведь так всегда бывает. Разве мы знаем, зачем явились в этот мир?

— Может быть, кто-то и не знает, но к чему вы клоните?

Барнард понизил голос до шепота.

— Золото, мой мальчик, — восторженно прохрипел он. — Золото, ни больше не меньше. Золота в долине — навалом, уж вы мне поверьте. Я работал в молодости горным инженером, золотую жилу нюхом чую. Будьте уверены — его здесь не меньше, чем в Рэнде[35], а добраться — в сто раз легче. Вы, наверно, думали, я кутить спускался в долину — ничего подобного. Я свое дело туго знаю и сразу вычислил, что здешние ребята, должно быть, большие денежки платят за привозной товар. А чем платить-то? Золотом, серебром, алмазами — чем же еще? Чистая логика, ничего больше. Тогда я начал разнюхивать и вскорости обнаружил всю эту хитрую механику.

— Сами докопались? — полюбопытствовал Конвей.

— Утверждать не стану, но я сделал свои выводы, а потом выложил все Чангу — у нас с ним был мужской разговор. И, знаете, Конвей, этот китаеза не такой уж противный тип, как нам казалось.

— Я лично никогда не считал его противным типом.

— Да, конечно, вы ведь все время с ним контачите… Одним словом, мы с ним поладили, да еще как, вы меня понимаете. Он провел меня по всем приискам и, если хотите знать, дал разрешение вести любые разведочные работы в долине по моему усмотрению, а потом представить подробный отчет. Что вы на это скажете, мой мальчик? Они так обрадовались настоящему специалисту, а я еще пообещал подсказать, как увеличить добычу.

— Я смотрю, вы скоро совсем тут приживетесь, — заметил Конвей.

— Что ж, выходит, я подыскал работу, а это уже неплохо. Как дела обернутся, никогда не знаешь. Может быть, если я расскажу дома про здешние золотые горы, глядишь, и за решетку не упекут. Единственная закавыка — поверят ли мне на слово.

— Может быть, и поверят. Диву даешься, чему только люди готовы верить.

— Здорово, вы сразу сообразили, Конвей, — обрадовано закивал Барнард. — И тут мы можем с вами договориться. Предлагаю сделку — барыши пополам. От вас потребуется только одно — поставить подпись под моим отчетом: дескать, британский консул удостоверяет, и все прочее. Для солидности.

— Поживем — увидим, — рассмеялся Конвей. — Сначала составьте отчет.

Столь фантастическая перспектива его позабавила, но он порадовался, что Барнард подыскал себе занятие по душе.

Порадовался и Верховный лама, с которым Конвей встречался еще чаще. Обычно он навещал его поздно вечером и задерживался на долгие часы, после того как слуги уносили последние чашечки из-под чая и их отпускали спать. Верховный лама всякий раз осведомлялся о самочувствии и успехах трех спутников Конвея, а однажды спросил, на что они могли бы рассчитывать в будущем, не прерви их карьеру неожиданный приезд в Шангри-ла.

— Маллинсон, вероятно, мог бы пойти очень далеко, — задумчиво проговорил Конвей, — он энергичен и честолюбив. Другие двое, — он пожал плечами. — По правде сказать, здешняя жизнь вполне устраивает их, во всяком случае, на какое-то время.

Он обратил внимание на вспышку света за занавешенным окном; когда он пересекал двор, направляясь в хорошо знакомую комнату, вдали прогремели раскаты грома. Сейчас все было тихо, за тяжелыми занавесями мелькали только неясные блики.

— Да, — послышалось в ответ. — Мы постарались, чтобы они оба чувствовали себя как дома. Мисс Бринклоу желает обратить нас в свою веру, а мистер Барнард — превратить в компанию с ограниченной ответственностью. Прожекты безобидные — они помогут им вполне приятно скоротать время. Но как быть с вашим молодым другом — для него ведь религия и золото не утеха?

— Да, это действительно проблема.

— Боюсь, эту проблему придется решать вам.

— Почему мне?

Ответа не последовало, в этот момент принесли чай, и Верховный лама с заметным усилием вернулся к роли гостеприимного хозяина.

— В это время года с Каракала приходят грозы, — произнес он, переводя разговор на другое. — Жители долины Голубой луны верят, что их насылают демоны, которые беснуются за перевалом. «На той стороне», как они говорят — это понятие, в их наречии, охватывает весь остальной мир. Разумеется, они слыхом не слыхали о таких странах, как Франция, Англия, или даже Индия — по их представлениям, страшное плато простирается чуть ли не до бесконечности. Житье-бытье у них привольное — ни тебе морозов, ни ветров, им трудно даже вообразить, что кому-то может взбрести в голову покинуть долину. Наоборот, они убеждены, что все несчастные «аутсайдеры» только и мечтают сюда попасть. Все ведь зависит, с какой стороны посмотреть, не правда ли?

Конвею припомнились сходные рассуждения Барнарда, и он упомянул об этом.

— Очень разумные мысли, — отозвался Верховный лама. — Он наш первый американец. Нам действительно повезло.

Человек, которого усиленно разыскивает полиция в добром десятке стран, оказался благоприобретением для буддийского монастыря. Эта мысль позабавила Конвея, и он чуть было не поделился ею с Верховным ламой, но рассудил, что пусть уж Барнард сам поведает свою историю, когда приспеет время.

— Конечно, он совершенно прав, — проговорил Конвей, в мире много людей, которые сегодня охотно очутились бы здесь.

— Слишком много, дорогой Конвей. Мы — единственная спасательная шлюпка, оказавшаяся на плаву во время морского шторма. Мы можем взять на борт лишь нескольких случайно оставшихся в живых. Если бы все потерпевшие кораблекрушение попытались присоединиться к нам, мы сами пошли бы ко дну… Но не будем пока думать об этом. Я слышал, вы подружились с Бриаком. Это мой земляк и замечательный человек, хотя я и не разделяю его мнения, что Шопен — величайший композитор. Сам я, как вы знаете, предпочитаю Моцарта…