Книга Три королевских слова - Агата Бариста

Я осеклась на полуслове.

На полке стояла бутыль с водой, пакет молока и упаковка сливок.

Некоторое время мы молча обозревали это богатство.

Холодильник-самобранец с функцией чтения мыслей. Марки «ЗИЛ». Незаменимая вещь в хозяйстве.

Вот откуда хозяин этого странного места таскал мне предыдущие напитки, улетевшие в бездонную форточку. Никогда не видела ничего подобного…

Чудовище тем временем деловито расставило по полу три тарелки, которые оно достало из шкафа. Наверное, и шкаф — самобранец, предположила я, недаром посуда так беззаботно отправлялась за окно.

… И было мне счастье. Я лакала воду, потом молоко, потом сливки, потом снова воду, и еще раз молоко, и снова сливки. И еще раз воду. Я безбожно пожадничала, и мои бока раздулись до бочкообразных очертаний.

Чудовище устроилось на табурете неподалеку и с умиленным выражением наблюдало за моей трапезой. Я вдруг окончательно поняла, что не боюсь его ни капли. По-моему, это безобразное полубезумное существо обитало здесь в полном одиночестве, и мое появление стало для него историческим событием. Недаром каждое мое движение отслеживалось таким заинтересованным взглядом.

Кое-что во всем этом меня смущало. Что это за существо такое, и каким образом оно умудрилось жить в центре Петербурга, никем не замеченное, — с такими-то рогами, клыками, а главное, мозгами? Что-то я не слыхала легенд о петербургском Минотавре. Допустим, по магазинам ему ходить не надо — еду оно достает из волшебного холодильника, который, конечно же, работает по принципу мини-портала. Но ведь наверняка оно иногда покидает этот двор… погулять, например, как-то развеяться… Не может же оно сидеть тут взаперти? Может, оно не такое уж глупое, каким кажется? Или глупое, но хитрое?

Но об этом я совершенно точно должна была подумать если не завтра, то после очередного сна. Видимо, магическое истощение помножилось на сонливую кошачью натуру, и мне снова хотелось спать так, что просто лапы подкашивались.

— Сейчас у меня будет сиеста, — объявила я чудовищу. — И большое спасибо! Ах да, ты же не понимаешь… Ну, тогда… — Я открыла пасть. — Мяу!

— Кы! — с готовностью ответило чудовище.

Кто знает, возможно, это означало «да пожалуйста».

Вот и поговорили.

Пошатываясь, я нетвердой походкой направилась из кухни. Чудовище немедленно встало и двинулось за мной, точно мы были скованы одной цепью. Дверь в ту комнату, где я проснулась, я опознала только потому, что она одна была приоткрыта. Я зашла в комнату, проковыляла к продавленному креслу, вспрыгнула на него, немного потопталась, устраиваясь поудобнее, и почти сразу заснула.

Но теперь успела осознать, как чудовище бережно подхватывает меня под брюшко, перекладывает себе на грудь и уносит меня на свою лежанку.

Ну и пусть, сонно думала я. В конце концов, спать на чудовище явно теплее, а за окном идет дождь, из форточки дует… и выше моих сил пускаться в объяснения, что форточку следует закрыть. Прыгать по подоконнику и орать на форточку? Нет уж. И вообще не похоже, что странное существо настроено агрессивно… оно так хотело уловить мои желания… наверное, прав интернет: мы, котики, правим миром… я коварно усмехаюсь сквозь дрему…

Еще я чувствую, что пахнет от чудовища вовсе не так дурно, как можно было бы судить по внешнему виду — не бомжом каким-нибудь, не зверем, не псиной, а веет от него горьковатым травянистым степным духом… высушенными травами… черными травами…

И едва черная степь из сновидения возникает в моих воспоминаниях, как я тут же оказываюсь там.

Я вновь стою среди мертвого неподвижного ковыля, в том же виде, что и в первом сне, босая и простоволосая, вновь напеваю песенку без слов. Но теперь я точно знаю, зачем здесь нахожусь, — мне надо отыскивать тлеющие ниточки и связывать их воедино. Это стремление так важно, что ощущается неким врожденным рефлексом, отними который — и в организме что-то непременно разладится. Я очень стараюсь, мне удается соединить две пары обрывков, это больше, чем в прошлый раз. Я счастлива. Так счастлива, что, когда просыпаюсь, ощущаю, как на губах медленно тает чеширская улыбка…

…Дождь перестал идти, за окном стоял невнятный сумрак — с каким-то странным неровным отсветом, как будто где-то рядом вспыхивала и гасла неоновая рекламная вывеска. Было совершенно непонятно, сколько я проспала, который сейчас час — поздний вечер? раннее утро? — и даже не соображалось, который ныне день недели. Тем не менее чувствовала я себя хорошо, мне не хотелось ни есть, ни пить, ни спать. Следовало поразмыслить над своим печальным положением, наметить план действий и произвести осмотр местности. Но грудная клетка чудовища двигалась вверх-вниз, вверх-вниз… тепло и мерное покачивание убаюкивали. Мне нравилось… очень нравилось… я чуть не задремала вновь, но вдруг одна неприятная мысль отрезвила меня. А если человеческая сущность понемногу начинает растворяться в кошачьей? Пройдет какое-то время, я забуду, что когда-то была человеком… начну безмятежно лакать сливки, тереться о ноги чудовища, по ночам буду спать на его груди… научусь громко урчать… Душа Снежинки продолжит бесцельно дрейфовать в пространстве, родители станут вечно оплакивать свою дочь, а Мартин… тут меня передернуло… Мартин и его ведьмы начнут подыскивать новую жертву.

От таких соображений благодушный настрой, полученный от прогулки по черной степи, начал таять, и я окончательно проснулась.

Надо выбираться отсюда.

Я отдохнула, пришла в более-менее сносное состояние и готова двигаться дальше. Наверное, имело смысл найти крысиную ведьму. Она ведь говорила, что знает мою мать. Сумела ли она с ней связаться и рассказать, что со мной случилось?

Я спрыгнула на пол, и чудовище тотчас проснулось, повернулось на бок — дреды свесились до пола — и, подложив руку под голову, уставилось на меня. Любовалось, надо полагать. Потом оскалилось:

— Кы-ы-ы…

Это оно мне улыбнулось.

Возможно, даже пожелало мне доброго утречка.

— Мяу, — вежливо ответила я, а сама подумала, что, когда все закончится, чудовище надо будет показать родителям. А вдруг это несчастный человек, на которого наложены чары? Никогда с таким не сталкивалась, однако и со мной произошла совершенно невероятная история. Ведь безобразна только голова чудовища, и еще когти на ногах и руках страшные, звериные какие-то. А в остальном оно очень даже похоже на человека. Ну да, умом это существо не блещет, но характер у него вроде не злобный.

Еще я подумала, что нехорошо с моей стороны назвать того, кто меня приютил, «оно». Звучит, как будто я про что-то неодушевленное думаю. Как про бревно какое-то. Даже морскую свинку как-то называют и не думают про нее «оно». А чудовище отнеслось ко мне, можно сказать, заботливо. По-братски делилось со мной выпивкой. Хотя вместо этого могло бы мною поужинать — с такими-то клычищами.

В смысле, мог бы. Он мог бы мною поужинать.

— Как… тебя… зовут?