Книга Уроки Джейн Остин. Как шесть романов научили меня дружить, любить и быть счастливым - Уильям Дерезевиц

Остин научила меня тому, что друзья – это семья, которую мы выбираем сами. Эта истина стала избитой не так давно, но Остин она уже была хорошо известна. Наши друзья становятся нашей семьей, а наши родственники, по крайней мере, некоторые из них, – нашими друзьями. Уильям Прайс в «Мэнсфилд-парке» был для Фанни «братом и другом». Кэтрин Морланд в «Нортенгерском аббатстве» стала близка с Генри и Элинор Тилни, которые дружили между собой, но избегали непорядочного старшего брата. Элизабет Беннет дружила с Джейн и отцом, но с трудом терпела мать и младших сестер; миссис Дарси приняла в свое сообщество некоторых родственников, но четко исключила из него других.

Остин писала, что Энн завидовала золовкам Мэри – симпатичным и беззаботным девушкам Генриетте и Луизе Мазгроув – лишь в одном, она завидовала «царящему меж ними согласию и любви, которых самой ей так недоставало в обеих сестрах». Харвилы, одна из немногих счастливых семей в романах Остин, считали своего друга, капитана Бенвика, членом семьи; «морское» сообщество включало брата и сестру, капитана Уэунтуорта и миссис Крофт. Между семьей и друзьями нет четких границ; сообщества пересекаются, чувство дружбы распространяется и на тех, и на других.

Никто не осмыслил это лучше Остин. В ее письмах понятия «семья» и «дружба» тесно сплетены. Поддавшись порыву, она приняла предложение Гарриса Бигг-Уизера, но быстро осознала, что это неверный шаг, продиктованный стремлением породниться с его семьей, с его сестрами. Сестра Кассандра всю жизнь была лучшей подругой Джейн, а любимая племянница удостоилась приглашения в их тесный кружок в юном возрасте пятнадцати лет. «Я рада узнать твое суждение о Фанни. Этим летом я нашла ее именно такой, как ты описывала; она почти как сестра, я и подумать не могла, что племянница может столь много для меня значить», – писала Джейн Кассандре.

Позже, когда Фанни исполнилось двадцать, тетя и племянница постоянно обменивались трогательными письмами. В одном из них Остин пишет: «Ты и представить не можешь, какую радость мне приносит столь подробное изображение твоей души.» «О, сколь много я потеряю, когда ты выйдешь замуж», – добавляет она, заранее страшась того времени, когда их кружок распадется. Похоронив Остин, Кассандра пишет племяннице, что она стала ей «вдвойне дороже теперь, после ее [Джейн] ухода», и, зная, что та ее поддержит в этом, добавила: «Я обеднела, утратив сокровище, друга, сестру – ничто в целом мире ее не заменит».

В доме, где Джейн провела последние двенадцать лет жизни, также сложилось сообщество из семьи и друзей, совсем как у Харвилов. Роль капитана Бенвика отводилась подруге детства Марте Ллойд; ближе нее писательнице была лишь Кассандра. Подростками девочки нередко оставались друг у друга ночевать, болтали и хохотали до слез, лежа в постели. Когда отец Джейн и давно овдовевшая мать Марты умерли, Марта поселилась вместе с сестрами Остин и их матерью – в те времена это случалось нередко. Марта оставалась с ними, пока не вышла замуж за брата Джейн, Фрэнка. Остин заразила подругу любовью к театру, делилась с ней мыслями о политике, скандалах в королевской семье, своих произведениях и вообще о жизни. Джейн писала Кассандре, что Марта – «друг и Сестра, что бы ни случилось».

Друзья могут стать вашей настоящей семьей, но, прежде чем обрести свой круг, мне, как и Энн в Лайме, предстояло пройти длинный путь. Нам обоим было сложно найти даже единичных товарищей, не говоря уже о целой компании. Я и не заметил, как и когда изменилось мое окружение. И дело не только в том, что люди вокруг стали более занятыми, – они просто стали более закрытыми. Едва нам перевалило за тридцать, как юношеская контактность, готовность к новым впечатлениям и знакомствам, о которой так много писала Остин в «Нортенгерском аббатстве», начали таять на глазах.

Уже не получалось в одночасье стать закадычными приятелями с первым встречным, как бывало в пятнадцать, двадцать и даже двадцать пять. Новые знакомые, которые могли бы стать друзьями, вели себя сдержанно, осмотрительно, недоверчиво. Завязать дружбу стало так же непросто, как провести дипломатические переговоры на высшем уровне или решить заковыристую головоломку, в которой можно подставить лишь пару фрагментов за каждый ход.

Для Остин дружба значила слишком много, чтобы идеализировать ее. Она, как и Фанни Прайс, «размышляла о том, какие разные дружбы существуют на свете», и писала о них с детства. Во времена отрочества Джейн в моде была так называемая романтическая дружба – наигранно страстная привязанность, демонстрирующая способность к глубоким возвышенным чувствам. «Любовь и дружба», самое знаменитое из ранних творений Остин (в своем эссе о Джейн Остин Вирджиния Вулф говорит, что Джейн создавала его, «едва поспевая писать и не поспевая соблюдать правописание»[33]), обличает именно этот стереотип:

Представьте себе мои чувства, когда я, лишившись три недели назад ближайшей подруги… вдруг поняла, что вижу перед собой ту, что воистину достойна называться ею… Чувствительность была ее отличительной чертой. Мы бросились друг другу в объятия и, поклявшись быть верными нашей дружбе до конца дней своих, немедленно поведали друг другу самые заветные тайны[34]…

Представляю, как иронизировала бы Джейн Остин в наше время над Facebook, MySpace и Twitter, в мгновение ока создающими иллюзорные узы между людьми. Изабелла Торп пыталась связать таковыми Кэтрин Морланд в «Нортенгерском аббатстве», но в остальных книгах Остин персонажи лицемерят более умело. Мир «Доводов рассудка» населяют карьеристы, карабкающиеся вверх по социальной лестнице за счет дружбы и брака. Город Бат – маяк в моря честолюбия. Миссис Клэй, двуличная вдовушка, вцепилась в Элизабет Эллиот, словно пиявка, чтобы через нее подобраться как можно ближе к сэру Уолтеру, а затем стать его второй женой. Можно не сомневаться, что, достигнув цели, новая леди Эллиот тут же позабыла бы о дружеских чувствах по отношению к девушке. Некоторые люди милы с вами лишь до тех пор, пока им что-то от вас надо, а с такими друзьями и враги не к чему.

Однако самый ярый лизоблюд в «Доводах рассудка» – сам сэр Уолтер. Стоило мне это заметить, и многое встало на свои места. Любой, кто озабочен своим положением в обществе, должен заискивать перед теми, кто стоит ступенькой выше, и пренебрегать всеми остальными. Так же как под маской задир зачастую прячутся трусы, так и под личиной знатных снобов скрываются подхалимы; неудивительно, что Остин «обожала» аристократию. Объектом поклонения сэра Уолтера стали его кузина виконтесса Дэлримпл и ее дочь мисс Картерет – парочка посредственностей, у которых за душой не нашлось ничего кроме родословной:

Энн прежде не видела отца и сестрицу в отношениях их со знатью и теперь не могла не испытывать разочарования. Она ждала лучшего, полагаясь на их высокое мнение о собственном положении в свете, и невольно склонялась к желанию, которого и вообразить в себе не могла: она желала им побольше гордости; ибо речи о «наших родственницах леди Дэлримпл и мисс Картерет», «наших родственниках Дэлримплах» звучали на Кэмден-плейс с утра до вечера и безмерно ей докучали.