Книга Подвиги Ахилла - Ирина Измайлова

— Это неправда, — покачал головой Ахилл. — Я боюсь смерти, как и все люди. Только мое горе в последние дни затмило и страх, и все остальные чувства.

— Но говорят, что твоя мать–богиня сделала твое тело неуязвимым для оружия смертных, — осторожно заметил царь Трои.

Герой посмотрел на него с изумлением.

— А о тебе говорят, что ты самый мудрый из восточных царей и, к тому же, самый образованный. И ты веришь в эту сказку? Посмотри на меня. Вот, видишь, шрамы? Вот, вот и вот. Раз есть шрамы, то были и раны. Смотри, я беру нож и колю себя в руку. Видишь кровь? Я сам никогда и никого не пытался убедить в какой–то там своей неуязвимости, потому что считаю эту легенду полнейшей бессмыслицей. Нет у меня никаких свойств, не присущих смертным. Просто я умею сражаться лучше других. Но хватит об этом… Мне бы очень хотелось, чтобы переговоры удались. Очень.

Ахилл встал, откинул полу шатра и дважды негромко ударил костяшками пальцев в висевший на опорном столбе медный гонг. Но, как ни глух был звук гонга, из соседнего небольшого шатра тотчас показалось сонное личико Брисеиды.

— Что?.. — спросила она, одной рукой протирая глаза, а другой втыкая в узел растрепанных волос длинную костяную шпильку.

— Буди Кадму и Мельтиду, — приказал базилевс. — Шума не устраивайте, но побыстрее приготовьте хорошую трапезу и подайте сюда. И вина захватите — лучшего, какое у меня есть. Да, Брисеида, и принеси мне два–три твоих платья. Я потом подарю тебе другие.

— Зачем, господин мой? — растерянно спросила девушка.

— О, боги! Ну не нимф же в лесу соблазнять! Для этого я нашел бы что получше. Если я говорю, то и делай, что сказано!.. Ну, поживее! И еще: нагрейте воды и принесите сюда кувшин и таз. Да влейте в воду побольше ароматного масла.

Он повернулся к Приаму и, уже совершенно овладев собой, поклонился.

— А теперь, могучий царь великой Трои, когда мы заключаем с тобой договор, позволь оказать тебе гостеприимство. Мои рабыни омоют твои ноги и подадут ужин. Мы поужинаем вместе — я три дня почти ничего не ел, если не считать трех–четырех кусочков пережаренной барсучины… Ты окажешь мне такую честь? А потом я сам отвезу тебя к Скейским воротам.

Ожившие глаза троянского царя ярко блеснули.

— Человеку, который сохранил жизнь моего первенца, я и сам омыл бы ноги. Это ты оказываешь мне честь, богоравный Ахилл!

— Я не богоравный! — покачал головой Пелид, вновь опуская и отводя глаза. — Куда уж мне… Боги могут много больше нас, смертных. Но я никогда не слышал, чтобы они отказывались от мести и щадили своих врагов.

Глава 14

Одиссей никому не рассказал о появлении в ахейском лагере троянского царя, которого он тайно привел к Ахиллу. Но вскоре все и так поняли, что либо Приам, либо его послы были у мирмидонского базилевса. Старый Нестор по поручению Ахилла сообщил Агамемнону, что тело Гектора за немалый выкуп возвращено троянцам, и что сам Ахилл просит на двенадцать дней отложить всякие военные советы и, тем более, не планировать сражений.

— Его скорбь о Патрокле слишком велика и неутешна, и эти дни нужны ему не только для приличествующего траура, но и для того, чтобы просто немного прийти в себя, — сказал мудрый возничий. — Он сейчас проводит все дни и ночи либо у кургана своего друга, либо в лесу, отдаваясь охоте и простому созерцанию. К тому же, эти двенадцать дней просил у него и Приам для того, чтобы, в свою очередь, справить тризну и соблюсти траур по Гектору. Какие бы чувства мы ни испытывали к погибшему, это был величайший из троянских воинов и величайший из наших врагов.

Агамемнону нечего было возразить на это. Спустя два дня и сам Ахилл появился в его шатре и подтвердил свою просьбу, причем говорил он так почтительно и выглядел таким подавленным, что у Атридастаршего не хватило духа проявить нетерпение. Он не мог предположить, что угнетенное состояние Ахилла вызвано не только и не столько его горем, сколько невыносимым смущением, которое испытывал герой, вынужденный впервые в своей жизни лгать…

Агамемнон дал обещание и утешался тем, что караульные каждый день говорили ему о доносящихся со стороны Трои многоголосых рыданиях. Троянцы не просто оплакивали славного героя, они оплакивали и страшную участь своего города, потерявшего могучего защитника. Атрид думал об этом и улыбался про себя — ему уже виделось, как он катит на боевой колеснице по горящей разрушенной Трое… Нетерпение его росло, и на третий день после разговора с Ахиллом он зашел в шатер к своему брату, чтобы для начала обсудить будущее с ним вдвоем.

Шатер Менелая стоял, как полагалось, посреди спартанского лагеря. Он был раза в два меньше шатра Агамемнона, но выглядел куда наряднее. Менелай любил удобства и блеск, и даже здесь, среди сурового походного быта, не отказывал себе в этом.

Шатры базилевсов обычно отличались от шатров простых воинов только размерами, да еще тем, что воины жили по десять–двенадцать человек вместе. Сшиты были все эти жилища из самой толстой и плотной ткани, пропитанной воском, чтобы не пропускала влаги.

«Походный дворец Менелая» (как величали его воины с легкой руки Терсита) был сработан из отлично выделанных бычьих шкур. Снаружи его украшали вклепанные по швам медные бляхи и свисающие с верхней части опор конские хвосты, вроде тех, какие крепились на шлемах. Внутри шатер и в самом деле напоминал уменьшенный дворец, по крайней мере, убран и обставлен был со всей возможной роскошью.

Земляной пол, тщательно выровненный, был посыпан светлым речным песком и устлан двойным слоем ковров персидской и фиванской работы, частью трофейных, частью привезенных из Спарты. Такие же ковры висели по всем четырем стенам, увешанным поверх них кинжалами, луками, колчанами и щитами, как ахейскими, так и троянскими.

Постель базилевса находилась не у стены, как обычно, но почти в центре жилища и представляла собою солидное возвышение, покрытое толстыми волосяными тюфяками и застеленное не плащами, шкурами либо грубыми шерстяными одеялами, как в других шатрах, но драгоценной фиванской тканью, с богатым и изысканным цветочным узором. В изголовье лежала шкура черной пантеры — подарок Агамемнона, а в ногах — шкура белого волка, которого еще в начале войны застрелил сам Менелай. Четыре кресла из драгоценного сандала располагались по углам шатра, и рядом с каждым из них возвышался светильник. Четыре почти одинаковых сундука, тоже из дорогих и редких сортов дерева, отделанные бронзой, костью и перламутром, стояли возле каждой стены, и по ним были прихотливо разбросаны кожаные и меховые подушки.

Войдя к брату, Атрид Агамемнон застал того полулежащим на ложе, возле накрытого стола. В еде Менелай тоже позволял себе несвойственные походным правилам излишества, доставляя своим рабам и рабыням немало хлопот. Было утро, но и легкая утренняя трапеза спартанского царя занимала половину стола: солидный кусок кабаньего окорока с каким–то ароматным соусом, тушенная в золе рыба, несколько изжаренных на вертеле голубей, виноград, оливки, апельсины, мед и свежайшие лепешки, еще почти горячие. И, конечно, высокий кувшин вина.