Книга Кто развязал Первую мировую. Тайна сараевского убийства - Владислав Гончаров

Поэтому, когда Иованович прибыл в Вену, его отнюдь не считали там persona grata. Говорят, что Австрия сначала не желала дать свое согласие на его назначение, а потом неоднократно давала понять, что она была бы довольна, если бы его отозвали. Но Белград не обращал внимания на эти намеки. Прием, оказанный ему, далеко не отличался сердечностью. Когда его представляли Францу-Иосифу, император, говорят, только кивнул головой, вместо того чтобы подать ему руку, как это обычно принято в таком случае. Эрцгерцог вообще не пожелал его видеть. Берхтольд был холоден и ограничил свои отношения официальными делами.

При таких неприятных обстоятельствах Иованович особенно ценил свои сердечные отношения с Билинским. Билинский незадолго до того был назначен союзным министром финансов Австро-Венгрии, и ему было подчинено гражданское управление Боснией и Герцеговиной. В связи с этим ему приходилось обсуждать много вопросов с сербским посланником. Так как он сам был славянином (галицийским поляком), то ему было легче, чем австрийскому немцу или мадьяру, установить дружеские отношения с сербом Иовановичем.

Действительно, для того чтобы улучшить отношения между обеими странами, в скором времени в Вене решили – и это было одобрено Францем-Иосифом и Берхтольдом, – что Билинский должен вести дипломатические переговоры с сербским посланником и затем докладывать о них Берхтольду. Это, конечно же, было совершенно ненормально и не соответствовало обычному порядку. Но, кроме приведенных уже оснований, это объяснялось еще и свойственным Берхтольду безразличием, а также честолюбивым стремлением Билинского сосредоточить в своих руках как можно больше власти и усилить свое значение. Этим и объясняется, почему весной 1914 года Иованович мог отдать предпочтение Билинскому и сделать именно ему, а не Берхтольду или кому-либо в Министерстве иностранных дел осторожный намек на опасность для эрцгерцога Франца-Фердинанда его поездки в Боснию.

В 1924 году по случаю десятилетия убийства эрцгерцога снова ожил спор относительно якобы сделанного Сербией предостережения Австрии. В письме, напечатанном в одной венской газете за подписью «X.V.», которое приписывалось Иосифовичу, секретарю сербского посольства в Вене в 1914 году, сообщалось следующее:

«18 июня 1914 года Иованович получил от Пашича шифрованную телеграмму с указанием отговорить эрцгерцога от поездки в Сараево или по крайней мере предостеречь его относительно угрожающих ему опасностей. Тогда Иованович сообщил об этом Билинскому 21 июня в 12 часов дня».

На первый взгляд это как будто подтверждало заявление Дени и Станоевича относительно официального предостережения, исходившего от белградского правительства. Но письмо это столь сомнительно в смысле своей достоверности, что на него совершенно нельзя полагаться[60]. Ему противоречат также некоторые заявления самого Иовановича, сделавшего неделю спустя следующее интересное сообщение в другой венской газете, которое мы здесь передаем в слегка сокращенном виде:

«Я рад дать вам аутентичное разъяснение относительно предостережения эрцгерцогу, которое исходило от меня и было сделано по моей личной инициативе. Я был посланником в Вене, когда узнал, что наследник престола собирается присутствовать на маневрах в Боснии.

[После этого приводятся не совсем точно некоторые подробности, касающиеся предполагавшейся поездки Франца-Фердинанда в Боснию, затем следует утверждение, что такая поездка рассматривалась бы сербами как провокация. Затем Иованович продолжает.]

После того как я надлежащим образом взвесил все эти слова, я решил посетить фон Билинского, который был тогда министром финансов и министром по делам Боснии. Насколько я помню, мой визит имел место 5 июня, то есть за 23 дня до убийства. Я вполне откровенно рассказал министру то, что мне было известно, а именно – что маневры собираются устроить в Боснии, на берегу Дрины, как раз на границе Сербии, и что сам эрцгерцог будет ими командовать[61]. Я сказал министру фон Билинскому: если это правда, то я могу заверить ваше превосходительство, что это вызовет огромное недовольство среди сербов, которые должны рассматривать это как провокацию. При таком условии маневры опасны. Среди сербской молодежи могут найтись люди, которые зарядят ружье или револьвер боевым патроном вместо холостого, и тогда пуля может задеть того, кто является виновником провокации. Поэтому благоразумие требует, чтобы эрцгерцог не ездил в Сараево, чтобы маневры не устраивались в день св. Витта и чтобы они вообще не происходили в Боснии.

На это ясное заявление Билинский ответил, что он принимает его к сведению и сообщит мне, как на это будет реагировать эрцгерцог, хотя сам он не верит в то, что маневры будут иметь такие последствия, какие я предсказываю. Наоборот, по его сведениям, Босния совершенно спокойна.

Через несколько дней я снова обратился к министру фон Билинскому по этому вопросу. Несмотря на все это, мне сообщили, что первоначальная программа остается в силе и что, невзирая на мои предостережения, все осталось без изменения. Эрцгерцог, несомненно, был поставлен в известность, но он не обратил на это внимания»[62].

Это сообщение Иована Иовановича, по-видимому, ближе к истине, чем то, что до сих пор исходило из сербских источников. В некоторых пунктах оно подтверждается (хотя в некоторых и опровергается) ценным сообщением Пауля Фландрака, который был в 1914 году начальником отдела печати в Министерстве финансов при Билинском, а после войны стал директором венского Депозитного банка. Этот, очевидно, сознающий свою ответственность и заслуживающий доверия человек недавно писал: