Книга Золотые цикады сбрасывают кожу - Анатолий Стрикунов

– Извини, Витя, но я пойду к гостям. Через час Дядя Толя уезжает.

– Какие могут быть извинения! – вскинул обе руки гость.

Может, чего-нибудь тебе дать? Журнал, может, какой? Автомобиль, порно? Ты скажи, не стесняйся.

– Не-не-не. Дай мне лучше автомат пособирать! Я сразу НВП, школу вспоминаю, – Виктор заулыбался и прикурил от газовой конфорки, не обратив внимания на предложенную хозяином французскую зажигалку.

– Блин, пацан пацаном. Ни хрена не понимает, какое время пришло. Ты бы лучше на компьютере поиграл – все польза.

– А ну его на… – выругался Виктор, выпуская облако дыма из ноздрей.

– Ладно. Только встань, – Андрон приподнял сиденье небольшого, обитого кожей диванчика. – Доставай.

Крамнов, заходя к Тимофею, всегда просил дать собрать и разобрать автомат. Ностальгия по юности что ли?

Виктор вытащил автомат и снова уселся, погладил ложе, передернул затвор.

– Осторожно только! – предупредил Андрон.

– Не беспокойся, все будет, как учили, – заверил гость, накалывая на вилку кусок колбасы. – Ты смотри, аппетит проснулся?! – с удивлением сообщил он хозяину.

– Ну ладно. Ты тут кушай, пей, а я пошел. Приятного аппетита, – Андрон хлопнул подельника по плечу.

– Спасибо.

И опять что-то насторожило Тимофея, какая-то сила, исходившая из пьяненького подельника. Но голова была занята Дядей Толей, хотелось побыстрей посадить в поезд гнилого дебила, чтобы окончательно не отъехала крыша. Урод моральный. Переболев на зоне энцефалитом, тогда еще двадцатилетний здоровяк Толик, счастливо исцелился. Но обзавелся амнезией. В частности, из понятийного аппарата пациента исчезли моральные категории.

Вот уже вторые сутки Дядя Толя голивудился сначала в сауне спорткомплекса с молоденькими проститутками, а теперь в квартире Андрона. Все бы ничего, но Тимофей был вынужден пить с ним и, что еще хуже, философствовать, вести идиотские разговоры на актуальные для кривоногого Дяди Толи темы.

Например, вчера, после выдвинутого Тимофеем тезиса о сходстве офицеров в чине майора и выше с гамадрилами, что свидетельствовало в пользу эволюционной теории Дарвина, кривоногий Дядя Толя озвучил иную парадигму. Ударившись в лагерные воспоминания, гость привел факты, отвергающие дарвиновскую теорию. И Тимофей вдруг уверовал – человечество произошло от котов…

Преодолевая брезгливое отвращение к ненавистному гостю, Тимофей набрал воздуха и решительно шагнул в зал. Увидев Андрона Дядя Толя перестал вопить, опрокинул содержимое рюмки в рот и распахнул полы белого махрового халата, заляпанного апельсиновым соком и соусом:

– Что, Андрон, искупнемся, или как?

Этот вопрос означал, что через несколько минут моральный урод потребует срочно вызвать Жанну.

«Не перевелись еще богатыри на Руси» – синела надпись, протянувшаяся через всю грудь невообразимо худого тельца гостя.

Андрон уже видел этот рекламный слоган, и он не отвлек Тимофея от вчерашних тезисов урода.

Доселе стройная теория происхождения хомосапиенс – рухнула. После распада СССР это было второе по величине событие, поколебавшее мировоззрение Тимофея Андронова. Потому что логическим продолжением философских постулатов Дяди Толи могло быть лишь царство безумия и хаоса. Мрачным взором следил Андрон за тем, как Дядя Толя руками разорвал индюшку и вцепился зубами в нежное мясо птицы.

Так же мрачно наблюдал Тимофей вчера за тремя головами, видневшимися над голубой поверхностью воды бассейна спорткомплекса. Две светлые головки молоденьких проституток безмолвно плавали в отдалении, а третья, обритая наголо, Дяди Толи, выкрикивала что-то нечленораздельное, довольно гоготала. Иногда она надолго исчезала под водой, и Андрон начинал молиться: «Боже, сделай так, чтобы он не вынырнул. Или нырнул три раза, а вынырнул только два». Но бритая голова выныривала, и мерзкое гоготанье возобновлялось.

Оставшись один, Виктор не спеша дожевал колбасу, наколол на вилку лимон.

Из зала донеслись возбужденные голоса, и громыхнул аккорд Высоцкого – Андрон все-таки не меняется. Хотя, как сказать.

Сначала песня звучала очень громко, потом музыка стала немного тише.

…Он писал ей стихи на снегу, снегу.К сожалению, тают снега.Но тогда бы еще снегопад, снегопад.И свобода писать на снегу.

Эта песня нравилась Виктору.

Крамнов налил себе еще полный бокал и залпом выпил. Выпил как воду, не ощутив вкуса коньяка.

– Пора.

Он стал стрелять прямо с порога, еще не войдя в зал. Странно, но продолжая давить на спусковой крючок автомата, Виктор не думал об этих, напоминавших ярко-раскрашенные игрушки, людях: вскакивавших, кривлявшихся, взмахивающих руками и падавших на пол.

Крамнов с удивлением думал, какое злобное существо бьется в его руках, с какой ненавистью оно исторгает из себя огненные сгустки смерти, и еще в этот миг он почувствовал, как стал единым целым с этим существом.

Когда с людьми было кончено, Виктор укрылся за дверным косяком и расстрелял видик, компьютер, полку с сервизами, бар, перешел в другую комнату и снова ощутил пульсирующую в руках смерть.

Наконец автомат смолк. Виктор постоял, прислушиваясь к журчанью вина, стекавшего тоненькими ручейками со столика, где не осталось ни одной живой бутылки и вышел в коридор.

Проходя мимо дверей смежной комнаты, Крамнов ошеломленно замер: очкарик, как заведенный повторял:

– Алечка, я верну тебе диван! Умоляю, приезжай!

– Может, я не убивал? – обратился непонятно к кому Виктор и даже на всякий случай нажал спусковой крючок. Выстрела не последовало. Повесил автомат на плечо и, одев сверху пальто, укутал шею шарфом.

Очки, шляпа. Ага, пакет с яблоками. Бутылка с коньяком приятно оттягивала карман, вселяя надежду на романтичный вечер.

Несколько мгновений постоял в прихожей, еще раз зашел на кухню, взял со стола бутылку и помянул Андрона.

Освободившуюся стеклотару аккуратно опустил в карман, туда же последовали бокал и вилка.

– Отличное, все-таки, у меня пальто, вон сколько всего влазит!

Собрался уходить, но опять вернулся – забрал со стола полпалки копченой колбасы.

В прихожей Виктор снял с вешалки чей-то кремовый шарфик и, намотав на руку, открыл английский замок.

Уже в подъезде, перед тем, как захлопнулась дверь, до его слуха донеслось:

– Аля, золотая, умоляю! На коленях!

Виктор неторопливо спускался по лестнице, на ходу сматывая шарфик с правой руки. Смотал и уложил в карман.

В автобусе Крамнов пробил талон и сел, наклонившись вперед, чувствуя, как дуло автомата съехало вниз. Виктор был доволен: Оксаны, жены Тимофея, дома не оказалось.