Книга Парижанка в Париже - Всеволод Кукушкин

– Так это действительно в честь победы при Фершампенуазе так назвали? – то ли спросил, то ли изумился Николай. – Так это мы можем здесь поставить монумент в честь победы над Наполеоном и вокруг него кольцо из названий мест, где были успехи русских войск?

– Как вокруг гробницы Наполеона, только опять спор будет, кто выиграл Бородино! – заметила Аня. – Нет, не надо нам такого. Глядишь, наши ура-патриоты на «западников», как «поддадут», стенкой друг на друга ходить будут. Хватает еще дураков.

Из Фершампенуаза помчали на Слюду, а оттуда уже на Париж. Справа от дороги начинались хорошие смешанные леса.

– Знаешь, тут от Фершампенуаза идет такая речка Гумбейка, так такая извилистая, что одни «подковы», мы школьниками от Рассвета до Александро-Невского чуть не два дня на байдарках шли, а по дороге всего пятнадцать километров, – вспоминала Анюта.

Париж увидели издалека – по местной «Эйфелевой башне», которую соорудил какой-то энтузиаст, чем и прославил на весь свет этот поселок в Челябинской области. «Тут к югу от поселка местность болотистая, влаги хватает, вот в лесах и грибных полян полным-полно, – пояснял отец, почему эти места избраны уральскими грибниками. – И грибы такие крепкие, мариновать – самое оно! Но мы ездили в сторону кордона Свиридова – там места чуть посуше, а все равно грибов полно».

Но сбор грибов в программу не входил, так, проехались по парижским прямым улицам. Этот поселок, как и Фершампенуаз, строился по четкому плану, которому могли бы позавидовать во многих городах – прямые «проспекты» и «улицы». Все-таки нагляделись казаки на всякие европейские города, да и свой пример знали – Санкт-Петербург тоже по «прямым перспективам» строился.

Обратно погнали быстро, но в Фершампенуазе все-таки сделали короткую остановку – попить кофейку, перекусить по системе «бистро-бистро» и поспешили в Магнитогорск. Отец очень хотел успеть вернуться в город пораньше, чтобы всем семейством сходить на хоккей.

* * *

Матч получился интересным – Николай, впрочем, давно не видел хорошего хоккея и не скрывал своего удовольствия от увиденного. Первыми забили, однако, гости, что не вызвало больших огорчений – здесь привыкли, что хозяева льда не обязательно открывают счет. Им надо разозлиться, мобилизоваться, встряхнуться, чтобы начать выкладываться «по полной».

После первого периода зашли в небольшую комнатку, где мужчины налили себе кто виски, кто водку, а женщины взяли по бокалу вина. Кто-то провозгласил тост «За успех нашего безнадежного дела!». Выпили, закусывая зайчатиной, подстреленной накануне кем-то из завсегдатаев этой ложи. Говорили, кто о чем, на Николая поглядывали с интересом – и что в нем такого, в этом парне, что сумел Анюту ухватить? Мать, вон, сколько лет сокрушенно вздыхала, что «дочь все в отъезде, а пора бы и о внуках постараться». А теперь смотрит даже с гордостью – хорош жених. Ни в какой другой роли его здесь и не воспринимали с самого момента прилета.

Во втором периоде «Магнитка» взялась за дело, и ее форварды «организовали» несколько хороших атак, завершившихся двумя голами. Первый забил быстрый левый крайний, проскочивший мимо защитника на хорошей скорости и бросивший метров с пяти. Второй гол забили в численном большинстве – защитник хорошо приложился и шайба пошла верхом, никого не задев на своем пути, под перекладину, почти над головой опустившегося на лед вратаря. Красивый гол получился. Счет стал 2:1.

Зрители оживились. Во втором перерыве в их ложу зашел помощник директора и пригласил все семейство Васильковых вместе с гостем к директору. От таких приглашений не отказываются. Ясно было, что наблюдательный «шеф» видел не только игру, но и тех, кто находился на трибунах. Правда, высокий, худощавый директор оказался не слишком разговорчивым, или производил такое впечатление при первом знакомстве. Перемолвился парой фраз с Анютиными родителями, выпил рюмку со всеми вместе за сыгранный период, поручкался с Николаем, спросил, надолго ли они приехали в Магнитку. В общем – чистый «протокол».

На следующее, воскресное утро на машине покатались по городу, на мосту через Ур а л сфотографировались на границе, вернее, у линии, которая обозначает символическую границу между Европой и Азией. То постояли в Азии, то в Европе, а то и одной ногой там, другой – здесь. Да и вообще, в таком месте можно найти столько возможностей для фотографии!

Потом поехали на Банное озеро, поднялись на карусельной дороге на вершину горки, где, любуясь красивым видом, вкусно пообедали в ресторане. Место действительно производило впечатление своей предосенней красой начинавших золотиться берез, чернеющими старыми елями и красно-желтыми стволами сосен. Все-таки Южный Ур а л, пусть и не очень, но отличается от того же Поволжья.

– Вот зимой здесь на горных лыжах кататься – самое удовольствие! – с гордостью говорил Анютин отец. – Сюда даже из Москвы многие приезжают.

Говорили о том, об этом, но главного вопроса – что думаете о будущем? – родители так и не задали. Надо будет, ребята сами скажут. Да и вообще, понять нынешние нравы старшему поколению бывает сложно, так что лучше лишних вопросов не задавать. Анюта к этому своих родителей уже давно приучила.

Ранним утром понедельника приехали в аэропорт и в салоне самолета увидели несколько знакомых лиц из числа тех, кто был в ложах на хоккее. Руководители комбината спешили в Москву – дела решать.

* * *

1814 год. Париж, 27 августа.

… Наполеон жестко требовал, чтобы никуда не просочилась информация о заговорах, которых было немало, особенно в последнее десятилетие его правления. Он всегда помнил слова своего министра Талейрана, с которым в глубине души был согласен: «Есть штука пострашнее клеветы. Это – истина».

Он хотел, чтобы Франция и Европа считали, что он гениален во всех своих делах, что его обожает народ, а его политика полностью и безоговорочно всеми поддерживается, что французы одобряют его путь к императорскому престолу. Так ли это было на самом деле? С чего бы это деятели его режима с легкостью продавали за границу все важные сведения, которые могли быть использованы против Франции, не говоря уже о том, что и против самого Наполеона? Наиболее проницательным политиком оказался Талейран, сочетавший в себе некоторую физическую ущербность с невероятной умственной изворотливостью и остротой мышления. Для большинства лиц из окружения императора была одна общая черта – жадность. В Париже за деньги можно было получить все, начиная от карт будущих походов Великой армии и кончая суаре с дамами, близкими к генералам из ближайшего окружения Наполеона.

Для Франции всегда были характерными тяга к театральному действию и к восхищению хорошей постановкой любого спектакля. Наполеон больше других политиков разбирался в театре, а потому часто действовал как талантливый драматург и актер в одном лице. Кстати, он оказался почитателем Итальянской оперы. Но тому была еще одна причина помимо музыки и бельканто. Однажды, когда он был еще слушателем военной школы, на ступенях здания Оперы, когда он вышел в осеннюю темноту, ему встретилась женщина, которая оказалась его первой дамой. Лейтенант был в восторге от случившегося, и в дальнейшем искал новых приключений и утех не только в походах. Он часто актерствовал, его слова были выверенными, жесты отточенными, что производило на всех огромное впечатление. Находясь под этим впечатлением, немногие задумывались о том, к чему именно он призывает, и какими могут быть последствия.