Книга Дитя огня - Юлия Крен

Матильде было известно о плотских удовольствиях лишь то, что это грех. Она не имела никакого представления о мужском теле и понимала только одно: от него исходит опасность. Несмотря на скудные познания, путь, по которому она пошла, не был ей чужим и не казался ни греховным, ни опасным. Грех похож на змею, но Арвид не коварен. Грех ядовит, но эти поцелуи были сладкими, как мед. Грех ведет человека в ад, где горит жаркий огонь, но на ее коже не выступил пот. То, что они делали вдвоем и что приносило такие приятные ощущения, не могло быть грязным.

Раньше Арвид постоянно жил в страхе: он боялся себя, своей наследственности, боялся Матильды. Сейчас он сбросил с себя этот страх вместе с рясой и удивился тому, что одежда, легко скользнувшая на землю, значила так мало. Монашеская ряса давала Арвиду защиту, но Матильда не нападала на него с оружием, и ему не нужно было обороняться. Ее губы не несли угрозы, как не несли угрозы осторожные прикосновения ее рук, мягкая кожа и тем более уверенность, с которой девушка прижималась к его телу и которая заглушала вопросы: «Что я делаю? Почему не сопротивляюсь?»

Нет, Арвид не поддался искушению – он просто завершил то, что начал однажды в лесу. Он ощущал в душе Матильды знакомую противоречивость, но, когда они слились воедино, все противоречия растворились, а из половинок сложилось одно целое.

Все случилось неспешно. Их прошлое потеряло значение, когда они разделись и разложили на полу мешки, чтобы не ощущать холода, когда Матильда сначала неуверенно поглаживала кожу Арвида, а потом прижалась к нему всем телом. Ее движения направлял приятный огонь внизу живота – огонь, который от ее отрывистого дыхания не погас, а разгорелся еще больше. Он не утих, когда Арвид лег на нее сверху, и продолжал пылать, даже когда она почувствовала влагу между ног. Пламя разливалось по ее телу, обжигало вены и пронизывало с головы до пят бесконечным потоком, питавшимся ее накопленной страстью.

– Матильда, – прошептал Арвид ее имя, – Матильда.

Это было единственное слово, оставшееся у него в памяти, но вскоре он забыл и его. Теперь они говорили на языке своих тел, которые не стали ограничиваться шепотом, а пели превосходный хорал. Матильда открылась ему, притянула его к себе, и, хотя Арвид не знал, что нужно делать дальше, он не успел опомниться, как уже делал это. Потом он подчинился ритму страсти, который бился сильнее, громче и отчетливее, чем его собственное сердце. Этот ритм исходил из недр земли, которая не ожидала от людей ничего, кроме плодородия. Круговорот жизни и смерти был вечным, в отличие от законов, провозглашенных человеком.

Арвиду доставляло огромное наслаждение полностью погружаться в тело Матильды, ощущать ее тепло, растворяться в ней без остатка. Лишь позже он почувствовал, как сильно устал.

Юноша не стал подниматься, а лег на пол и притянул девушку к себе. Чтобы не думать о случившемся, они, обнаженные, уснули.

Когда помещение озарилось светом, Матильда все еще лежала в сильных объятиях Арвида. Это был странный свет – не яркий, как солнечные лучи, и не приглушенный багровый, как от пламени факела. Казалось, он проходил сквозь разбитое витражное стекло. Девушка потерла глаза, закрыла их и снова открыла. Разноцветным оказался не сам свет, а охапка цветов, которую ей кто-то протягивал… Тысячи цветов. Кто еще мог бы держать их в руке, если не сам Бог?

Однако Бог не стал бы собирать букет ради собственной выгоды: украсив цветами луга и поля, Он подарил их людям. Теперь Матильда увидела и один из этих лугов. Озаренная теплым светом, она стояла по колено в траве, и цветы раскрывали перед ней свои лепестки. Девушку больше не обнимали сильные руки, но она не забыла тепло, которое они ей подарили, а также удовлетворение, которое она испытала, почувствовав Арвида так глубоко внутри себя. Теперь ее держали другие руки, такие же нежные, – руки светловолосого мужчины.

Он сорвал цветок и пощекотал им ее лицо. Матильда недовольно сморщила нос: ей не было никакого дела до цветов. Ее интересовал более важный вопрос:

– Папа, а что там, за морем?

Матильда показала на синие волны, увенчанные пеной.

– За морем лежит другая земля, – сказал он гортанным голосом, но она поняла каждое слово.

– И мы поплывем туда? – взволнованно спросила девочка.

– Нет, мы останемся здесь, в Бретани, навсегда. Это твоя родина. – Он умолк и присел на корточки, чтобы она могла смотреть на него, не запрокидывая голову. Мужчина перестал щекотать ее цветком и небрежно выбросил его. – В твоих жилах течет кровь великих людей, помни об этом. Ты наследница. Пока что ты единственная наследница.

Он обнял Матильду за плечи, и из его прикосновений исчезла нежность. Его крепкие объятия причиняли боль. Матильда стала задыхаться, пыталась высвободиться, изворачивалась, а когда поняла, что все бесполезно, начала пинаться ногами. В мужчину тем не менее она не попала: вокруг нее была лишь… пустота.

Хрипло вскрикнув, Матильда проснулась, а осмотревшись, не обнаружила ни цветов, ни моря, ни отца. Она увидела только лицо Арвида, который лежал рядом, совершенно расслабленный и погруженный в глубокий, крепкий сон.

Девушка не могла сказать, сколько времени прошло с тех пор, как они чувственно и страстно любили друг друга, но точно знала, что это было грехом.

Матильда закрыла лицо руками и на мгновение застыла от ужаса. Арвид еще спал, и на его лице отражались безмятежность, нежность и доброта. Не осталось ни следа гнева, безумия или вожделения – он выглядел как ребенок, как та девочка на цветочном лугу. Это была не простая девочка, а наследница, единственная наследница Бретани, которая давно выросла и которую кто-то пытался убить. Арвиду тоже не удастся долго сохранять безмятежность. Он не будет спать вечно, а когда проснется, посмотрит на нее с ужасом, который она испытывала уже сейчас.

После их поцелуя в лесу все было именно так: за мгновением близости последовало отвращение. Арвид больше не мог смотреть ей в глаза и бросил ее на произвол судьбы в Фекане.

Матильда вздрогнула.

Она поклялась себе, что на этот раз он не сможет так поступить: на этот раз она оставит его сама.

Девушка бесшумно поднялась. Помещение, которое еще вчера вечером казалось сказочным, в полумраке выглядело убогим, а тело, пылавшее таким жаром, сейчас совершенно охладело. От чувств, бьющих через край, горячих и захватывающих, не осталось ничего, кроме решимости не позволить Арвиду снова ее оттолкнуть.

«Даже если он этого не сделает, – одеваясь, вдруг подумала Матильда, – даже если его лицо останется нежным, добрым и безмятежным, когда он проснется, – разве у меня есть право оставаться рядом с ним и навязывать ему свое общество? Все, что я могу ему предложить, – лишь обрывки воспоминаний и угрозу для жизни».

Ты наследница… В твоих жилах течет кровь великих людей…

Матильда вышла во двор.

На улице светало. Девушка не заметила никого, кроме нескольких пьяных и спящих людей, для которых она не представляла никакого интереса.