Книга Брачные игры - Кейт Сандерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, мисс, — сказал Саймон, когда они закрыли дверь за последним припозднившимся клиентом и сидели за столом, потягивая шампанское, — я знал, что вы быстро освоите работу. — Он полагал, что Нэнси с ее роскошной внешностью является отличным приобретением.
— Дело не в быстроте, — сказала Нэнси. — Просто у вас такое замечательное заведение. Улицы Лондона просто усыпаны золотом!
Напевая, она поставила бутылки на кухонный стол Уэнди и вскипятила чайник. Возвращаясь домой на метро, она мечтала о том, какими подарками завалит Линнет на обретенное богатство. Из соседней комнаты раздавались звуки телевизора.
— Это ты, Нэнси? — раздался резкий голос Уэнди.
— Да, — ответила Нэнси. — Я поставила чай.
Шум из соседней комнаты неожиданно смолк. Появилась Уэнди, моргая глазами, поскольку любила смотреть телевизор в темноте.
— Где тебя носило? — Она увидела шампанское и сделала удивленное лицо:
— Чем ты занималась?
— Я напала на божественную работу — мечта, а не работа. Где Ру? Как прошел ее обед с графом Мекленбергом?
Голос Уэнди звучал торжественно.
— Она наверху. — На одном дыхании она в общих чертах рассказала о визите Эдварда. — Я его не видела, только слышала, как хлопнула дверь, когда он уходил.
— Боже! — простонала Нэнси. — Вот старый черт! Думаю, он обвинял ее в том, чего нет. Ты же знаешь, как она к этому относится. Надеюсь, ты сказала ей, чтобы она не обращала на него внимания?
— Я ничего не могла ей сказать, — ответила Уэнди. — Она не спускается вниз. И не впускает меня.
Нэнси охватила злость. Она сняла с полки еще одну кружку и резким движением бросила в нее пакет с заваркой.
— Как он мог? Он ведь прекрасно знает Ру. Она действует спокойно и собранно, но болезненно реагирует на все. И она единственная из нас, кто считается с мнением Эдварда!
— Я даже рада, что не видела его, — призналась Уэнди. — Когда я жила в Мелизмейте, я всегда его боялась.
— Я его не боюсь. — Нэнси взяла обе кружки с чаем. — Мы спустимся через минуту. Поставь, пожалуйста, шампанское в холодильник.
Она понесла чай наверх и вошла в спальню.
Когда она повернула ручку двери, раздался приглушенный голос:
— Уйди!
— Дорогая, это я. Я ведь тоже сплю здесь, если, конечно, ты не хочешь сослать меня в комнату к Максу.
Руфа лежала, распластавшись поперек своей одноместной кровати. Нэнси поняла, что она проплакала все это время. Ее лицо было мокрым и вспухшим от слез. Нэнси охватил приступ ярости по отношению к Эдварду, но она сумела изобразить радостную улыбку.
— Я принесла тебе чаю.
Нэнси редко угощала кого-нибудь чаем.
— Спа… асибо… — проговорила сквозь слезы Руфа и с трудом приняла сидячее положение.
— Я уже знаю, — сказала Нэнси, опускаясь на свою кровать. — Жаль, что меня не было, а то я не постеснялась бы сказать все, что о нем думаю.
— Он узнал о Брачной игре. Он презирает нас. — Содрогаясь, Руфа маленькими глотками пила чай. — Я наговорила ему массу ужасных вещей, скорее всего, он больше никогда не будет со мной разговаривать.
— Прекрасно, — заявила Нэнси. — Я всегда тебе говорила: не слушай его. Настоящий Мужчина никогда не воспринимал его всерьез.
Губы Руфы задрожали.
— Что будет со всеми нами без Эдварда?
— Переживем, вот что, — заявила Нэнси. — Только не злись, но я нашла работу, и совсем не в «Дьюк оф клэранс», пока ты не успела возразить.
Она вытащила из бюстгальтера смятую пачку ассигнаций.
Уголки рта Руфы дернулись в подобие улыбки.
— Только не говори, что ты выручила это, подавая пивные кружки.
— Бокалы с шампанским, дорогая. Я работаю поблизости от Берри — вниз по улице с каким-то бестактным историческим названием типа «Большая улица калек» или «Двор прокаженных».
— Что?
Нэнси засмеялась.
— Шикарное заведение! Когда подходит время закрытия, совсем не нужно выключать телевизор или уменьшать яркость света: гости уходят сами. А когда я уронила стакан, никто не приветствовал это криками.
— Да, видно, действительно шикарное.
— Признайся, — подлизывалась Нэнси, — ты поражена?
Руфа улыбалась сквозь слезы. Ее улыбка запала в душу Нэнси.
— О да… Я чувствую такую безысходность в отношении денег. Глупо было с моей стороны злиться за твое желание стать барменшей. Я тоже хочу найти себе какую-нибудь работу.
— Разве Берри не сказал, что поговорит со своими знакомыми насчет твоих банкетов? Я напомню ему.
— Разумеется, — проворчала Руфа. — Теперь ты часто будешь видеться с ним.
— Видеться? Да я закручу с ним бурный роман, я выйду за него замуж! Так что не унывай, дорогая. Спускайся вниз и выпей бокальчик шампанского. Забудь об Эдварде. Честно говоря, изводиться из-за мужчины можно лишь в том случае, когда ты в него влюблена.
— Я не могу вынести его презрения, — сказала Руфа. — Я не могу вынести пренебрежительного отношения ко мне. Начинаешь себя ненавидеть.
— Для пренебрежительного отношения к тебе нет оснований. Он поймет это, когда получит приглашение на мое грандиозное бракосочетание.
На выцветшем хлопковом индийском покрывале Руфы лежала груда использованных салфеток. Она вынула из коробки еще одну чистую салфетку и высморкалась. Она постаралась взять себя в руки, но ее голос был безутешным.
— Не думаю, что ты можешь рассчитывать на брак с Берри.
Нэнси засмеялась и поцеловала сестру в голову.
— Я не собираюсь спорить об этом.
* * *
Нэнси дала Берри толчок для знакомства с феноменом стресса. Раньше, согласно заведенному распорядку, он безмятежно курсировал между работой, невестой и семьей, и ничто не нарушало его жизненного ритма. Неожиданное появление за стойкой бара «Форбс энд Ганнинг» Нэнси вскоре превратило его в беспокойного, с жадностью поглощающего кофе неврастеника.
Самое ужасное, что и другие мужчины заметили ее — не могли не заметить. Она была златокудрой Гебой, с неспешной легкостью разносившей свой нектар. Она, приятно улыбаясь, легко парировала скабрезные замечания, всегда правильно отсчитывала сдачу и никогда не забывала о заказе. Сюда стали приходить из таких отдаленных районов, как Пристань Канареек, чтобы взглянуть на ее озорные глаза и пышные груди.
Некоторые мужчины приглашали ее на свидание, с разной степенью серьезности. Нэнси всегда отказывалась, намекая, что она «уже договорилась». Однажды это услышал Берри, и его охватил приступ ревности, опасный по своей силе. Услышав, что кто-то назвал ее «Рыжей завлекалой», он чуть не совершил убийство. Она ужасно обескураживала его. Берри понимал, что ее следует избегать — ради здравого смысла и душевного спокойствия, но не мог отказаться от посещений «Форбс энд Ганнинг» в виде жалкого призрака.