Книга Нити зла - Крис Вудинг

— Пашу? — Номору непонимающе фыркнула.

— Группе, — пояснила Кайку. — Мы путешествуем вместе, поэтому мы — паш. Так? — уточнила она у Тсаты.

— Один из видов. Есть и другие паши. Но я имел в виду именно это.

Номору раздраженно вздернула руки. Когда упали рукава, Кайку заметила татуировки: замысловатые фигуры и спирали. Они переплетались с эмблемами и пиктограммами, обозначающими заслуги владелицы, кому она хранила верность и какие на ней лежали обязательства. Нищие, воры и другие жители Квартала Бедняков в Аксеками традиционно запечатлевали на коже историю своей жизни. Так они не могли нарушить данные обещания. Повинуясь необходимости, бедняки всячески поддерживали друг друга. Чаще всего полагались на слово, но в исключительных случаях требовалось нечто большее. И материальным подкреплением соглашения становилась татуировка. Обычно сначала делали половину ее, а заканчивали потом, когда задача была выполнена. Татуировщики Квартала Бедняков знают всех в лицо, знают все долги. Клятвопреступника очень скоро раскрывают, и долго ему не прожить, потому никто не согласится оказать ему помощь.

Странно, думала Кайку, что чем меньше денег и собственности, тем честнее человек. Любопытно, нарушила ли Номору какую-то клятву… Кайку не понимала ни значения символов, ни вытатуированных слов на арго низкого сарамирского.

— Земли одних сменяют земли других, — уступила Номору. Естественно, ей не удалось сделать это изящно. — А границы не определены. Непонятно, где заканчивается одно владение и начинается другое. Ходят разведчики и воины, но нет регулярной стражи, нет укреплений. Я вас между владениями веду. Тут плохо с охраной. Легче проскользнуть. — Она кивнула в направлении усыпанной камнями равнины. — Здесь поле боя. Посмотрите на землю. Никто ей не владеет. Духов слишком много.

— Духов? — переспросила Кайку.

— Они приходят ночью. Тут многих убили. Места помнят. Поэтому мы идем днем. Пока смотрим под ноги, мы в безопасности. — Номору почесала коленку через штаны и посмотрела на Джугая. — Проход по верху захватили месяц назад. Дрались, кто-то победил, кто-то проиграл. — Она пожала плечами. — Сунетесь туда хоть на шаг — вас убьют. — Подняла насмешливые глаза на Тсату. — Убедила?

Он вздернул подбородок. Номору нахмурилась: она не знала, что это охамбский кивок. Кайку промолчала. Она уже решила, что растрепанная разведчица ей не нравится.

Поздно вечером удача оставила их.

Мрачное небо с перистыми полупрозрачными облаками слабо светилось фиолетово-алым, кое-где сгустились синие тени. Ночь эту делили между собой Ария и Нерин, они уже встали на западе, но висели пока низко. Тонкий зеленоватый месяц едва выглядывал из-за широкого лица сестры. Номору вела их по высокому гребню, который поднимался над равниной, засыпанной камнями и изрезанной ущельями. Заросшие травой уступы вздымались, как зубья пилы. Путникам постоянно приходилось огибать темные провалы или карабкаться по головокружительно высоким склонам. Неимоверно сложно, но преимущество того стоило: в складках породы легко скрыться, и никто их не заметит, если только не врежется на бегу.

Они уже почти дошли до конца хребта, где можно было снова ступить на ровную почву. Номору подняла руку со сложенными пальцами — этот жест в Сарамире обозначает «тихо». Все знали его с детства — родители успокаивали им своих чад. Тсата, может быть, догадался о его значении, во всяком случае, двигался он совсем бесшумно.

Кайку попыталась услышать нечто необычное, но улавливала только отдаленные звериные крики и набирающий силу хор ночных насекомых. Следов человеческого присутствия не видели уже давно, то ли случайно, то ли благодаря Номору. Они уже было расслабились, да разглядели вдалеке крупного хищника. Нервы Кайку напряглись в предчувствии опасности, адреналин вызвал дрожь и отмел все мрачные мысли в сторону.

Номору обернулась, взглядом велела всем оставаться на месте, мгновенно перемахнула через каменную стену и скрылась.

Джугай подкрался к Кайку, пригнувшись к земле. В руках он сжимал заряженную винтовку.

— Чувствуешь что-нибудь? — прошептал он.

— Не пробовала. Опасаюсь. Если это ткач, он может меня заметить. — Кайку ни слова не сказала о том, чего боится больше всего: она никогда прежде не сражалась с ткачом в Узоре, как и все другие сестры… кроме Кайлин. И очень боялась, что когда-нибудь этот момент наступит.

А потом Кайку заметила, что Тсата исчез.

Ткиурати пригибался очень низко. Слева от него вздымались скалы. На уровне инстинкта, который не требует обдумывания, он чувствовал те места, из которых его видно, и те, где он скрыт ото всех. Справа его защищали колючие кустарники, он услышал бы приближение кого угодно с этой стороны. Но высоко вверху, на каменном пальце, чернели тени, где легко мог бы укрыться снайпер или лучник. Он обошел скалы справа, тогда как Номору двинулась влево. Ткиурати надеялся обойти гряду вокруг и встретиться с разведчицей. В крайнем случае можно перелезть через верхушку.

Логику этого простого расчета отточили тысячелетия жизни в джунглях. Единственного разведчика может укусить змея, он рискует угодить в ловушку, сломать ногу, попасться врагам — и окажется неспособен предупредить паш. А враги неминуемо выследят место, из которого он пришел, и нападут на остальных. Два разведчика, идущие разными маршрутами, но друг за другом наблюдающие, — мишень потруднее, их нелегко застать врасплох. Если же одного постигнет неудача, то второй спасет его или пойдет за подмогой. Так безопаснее для группы.

Загадочный способ мышления чужаков, кураальцев и сарамирцев, ставил Тсату в тупик. Их действия обескураживали его. В этом мире о многом не говорили, правду заменяли намеками, предположениями и подтекстами. Взять, к примеру, их любовь. Тсата видел, как Саран и Кайку играли в странную игру на корабле Чиена. Как же так: недопустимо произнести вслух то, что обоим известно, признать вспыхнувшую друг к другу страсть, но допустимо косвенными жестами, намеками и уловками демонстрировать это же?! Каждый замкнут только на себе, скрытничает, не желает ничего разделить с другим. Они копят силу вместо того, чтобы применять ее. Словами и действиями стараются заполучить какое-то преимущество для себя, но не используют этого на благо паша. И вместо равенства и общности существуют в культуре неравенства, со множеством групп, где низкое положение есть результат рождения, отсутствия собственности или проступков отца. Все это казалось настолько глупо и запутанно, что Тсата не знал, с какой стороны подступиться.

Он чувствовал некоторое родство с Сараном. Саран готов был пожертвовать любым членом своей экспедиции, чтобы выбраться из охамбских джунглей живым. Это Тсата мог понять. Саран старался ради более крупного паша — Либера Драмах и сарамирского народа. Других интересовали только деньги или слава. Только Саран действовал неэгоистично. Но даже Саран, как и все остальные, скрывал свои намерения и указывал Тсате, что делать и куда идти. Он полагал себя «вожаком» группы, а между тем Тсата не взял платы и пошел с ним по доброй воле.