Книга Хомут да любовь - Маргарита Южина

Она нашарила сотовый телефон и из последних сил швырнула его в ближайшую машину. Тут же оглушительно взвыла сигнализация. Все нормально... И хозяин вон бежит... гад... где раньше-то был?!

– Ты... – подскочил к ней парень спортивной наружности.

– Не ори... вызывай милицию... похищение... запоминай номер... за вознаграждение... сто тысяч, если успеешь...

Последние слова решили все – парень мгновенно забыл про свою машину и про израненную Ксению, достал телефон, и уже в полузабытьи она слышала, как он орал:

– Милиция?! Срочно! Похищение! Запоминайте номер, я свидетель, черный джип!.. Да! Номер я вам сказал!.. И пострадавшие есть... да, один труп... на улице... черт, какая же... Ага! Улица Садовая! Да!

Он не спал вторые сутки. Ну, так случилось, что надо было срочно решить все вопросы. Сначала всякие заседания, а потом... встречи в ресторане, а куда без них! Вот и заявился в гостиницу под утро, потом... потом пока в ванную, пока себя в порядок, и получалось, что времени спать ну никак не остается. Да что ему – в первый раз, что ли? В четыре утра освободился и, едва добравшись до гостиницы, тут же рухнул в кровать. – Нет, мама, я с тобой! – И он встал, заслоняя мать своим еще небольшим, мальчишеским тельцем – единственный маленький мужчина в их крошечной семье, защитник.

Ему снился родной лес. Лес, он везде одинаковый, во всяком случае, если там не кипарисы с баобабами. Во всяком случае, Соболю так казалось. Кто его там знает – родной, не родной... А тут он четко знал – свой, родной. Конечно, он же знает, они только что с мамой ехали в электричке, и неизвестная тетка охала, что в их лесу появился медведь.

– Да ну что вы, какой медведь... – пыталась успокоить сына мама. – У нас здесь их уже лет десять не было.

– А я вам говорю – есть! Появился! – настаивала тетка.

И кто-то ее поддержал:

– Точно! Тут у нас недалеко тоже дачи, так там бабу насмерть медведь задрал, прямо вот этим летом.

– А еще собаку у моих знакомых. И тоже – насмерть! – подтвердили всезнающие пассажиры электрички.

Ну и пусть медведь, им-то чего? Где-то ходит, и пусть себе ходит... И вот десятилетний Эдик, ему лет десять, не больше, идет с матерью по лесу... А вокруг темно, неуютно... Темно не потому, что какой-то там фильм ужасов, а просто потому, что мама после работы, а им так надо собрать клубнику. И мать торопит, а сама подбадривает... что она там рассказывала, разве сейчас вспомнишь... И вдруг... Нет, он сначала даже не услышал, почувствовал – здесь кто-то есть. В глухом, темном лесу есть кто-то еще, кроме него и матери. И здесь услышал яростный треск. Он взглянул на мать. Мама с побелевшим лицом проговорила едва слышно:

– Эдик, беги... беги, сынок, я тут сама с ним... Беги быстро...

Он вскочил и сильно затряс головой: – Эдик... с твоими девочками беда...

– Блин... опять... что за ерунда.

В том далеком лесу тогда оказался просто мужик, а никакой не медведь. Но маленький мальчишка всерьез ждал зверя. Но не сбежал и маму не оставил, а кто ж ее защитит – у них же и нет никого больше. Со временем все забылось, и только много лет спустя этот сон стал ему снова сниться. Как неведомое предупреждение о беде...

Он проснулся, и почти сразу же ожил мобильник. Звонил Аршутин.

Потолок палаты был белым и светился. Светился от палящего солнца за окном. Ксения подняла ресницы... на нее смотрели чьи-то незнакомые, добрые глаза... Это был просто Дашкин праздник. Она вплыла в палату вся раскрашенная, точно подарочная матрешка, и, не глядя на больную сестру, сразу же плавно подъехала к Соболю:

– Ну как ты, очнулась? Девочка?

Ксения тяжело прикрыла веки. Где это она? С чего это с ней так разговаривают? И почему... почему это она – девочка? Вон ей сколько лет!.. А сам-то! Какой-то молодой... весь в белом... точно – ангел, или кто там бывает-то, когда уже все? Когда уже тебя нет...

Она снова открыла глаза – на нее смотрели веселые глаза молодого, уверенного доктора.

– А чего это вы... так обрадовались? – на всякий случай спросила Ксения.

– А как же! У нас тут такая знаменитость! – фыркнул доктор, и в его глазах блеснули насмешливые чертики.

– Издеваетесь, да? – серьезно поинтересовалась больная.

– Нет, – тоже стал серьезным врач. – Горжусь! У нас тут кого только не было... а вот молодой талантливой художницы как-то... не забегают они к нам.

– Так и я... не слишком старалась... И вообще – где это я?

– Да вы не волнуйтесь, сейчас вам все объяснят. А потом... потом я опять к вам. У нас теперь много тем для разговоров. Уж если вы все же к нам добрались, так я...

– А про что мы будем говорить? Про краски? – не поняла Ксения. – Или про картины?

– Ну это потом, – качнул головой доктор. – А сначала – о таблеточках, об уколах... должен же я вас чем-то пленить!

– Ну да... – рассеянно мотнула головой Ксения. – Уколами.

– Сам-то я уколы не ставлю, но поговорить о них, о вашем самочувствии, это с превеликим моим удовольствием.

Доктор вышел, а Ксения уставилась в потолок и пыталась припомнить – и что же с ней такое случилось-то? Откуда этот потолок? Ну, ясно – больничная палата, а вот как она сюда попала? Нет, кое-что она вспомнила: парней, Лину, бьющуюся за стеклом чужой машины, и... язык Боса. Черт! А вот номер-то забыла! Как же вспомнить? Вспомнить...

Но, видимо, для воспоминаний она была еще слишком слаба, потому что глаза ее медленно закрылись, и она опять провалилась в сон.

В следующий раз, когда Ксения проснулась, вокруг нее была темнота. Темно и страшно. И никого. Одна.

– Здесь есть кто-нибудь? – испуганно проговорила она, боясь кричать.

– Успокойся, девочка, – снова услышала она негромкий, уже знакомый голос. – Ты не одна. Просто сейчас ночь.

И Ксения увидела, что – да, ночь. И вовсе не так темно – вон как луна светит. А возле окна стоит тот самый веселый доктор. Только теперь он не усмехается, а заботливо смотрит на Ксюшу, вон какими искорками горят его глаза. Доктор подошел, сел на ее постель, и Ксения почувствовала, как на ее руку легла большая теплая рука.

– Меня зовут Ксенией... – уже спокойно сказала она. – И почему здесь нет света?

– Сейчас включим, просто ты спала... да здесь же и не темно.

– Ну да... а чего вы ходите по ночам? У вас дежурство? – неизвестно зачем спросила Ксения, чтобы просто не молчать. И чтобы он не ушел, а посидел и поговорил, потому что... потому что так уютно было ее руке в его – большой и теплой. И еще... потому что никто и никогда не звал ее девочкой.

– Скажи мне, девочка, зачем ты бросилась под тот джип? – зачем-то спросил врач. – Ты ж могла умереть, неужели не страшно было?