Книга Орел пустыни - Джек Хайт

Мансур ад-Дин вертел в руках лепешку и изучал священника-франка.

– Скажи, что привело тебя в мои земли, Вильгельм Тирский?

– Любопытство. Я давно хотел посмотреть на храм Баальбека. Когда-то в нем была христианская церковь. Я находился в доме Вильгельма Джубайльского, когда его навестил Ибн Джумэй, лечивший его сына. Ибн Джумэй предложил сопровождать меня в Баальбек, и я принял его приглашение.

– Христианину опасно путешествовать по мусульманским землям, – заметил Айюб. – Его могут принять за шпиона.

– Я человек Господа, не ношу оружия и никому не причиняю вреда.

– Если ты не носишь оружия, – заметил Мансур ад-Дин, – то можешь стать легкой добычей разбойников и воров, когда будешь возвращаться.

Вильгельм улыбнулся:

– Бог меня защитит.

– Хм-м-м. – Айюб нахмурился. – Когда ты будешь возвращаться, я пошлю двух воинов, чтобы они сопровождали тебя до христианских земель. – Он перевел взгляд на Ибн Джумэя. – А как себя чувствует твой пациент?

Ибн Джумэй вздохнул:

– Боюсь, не слишком хорошо. Он мертв.

– Ты не смог его вылечить? Я не слышал, чтобы у тебя случались неудачи.

– О, я мог бы вылечить его от болезни, но не в силах спасти от собственного народа. – Айюб вопросительно приподнял брови, и Ибн Джумэй продолжал: – Мой пациент был рыцарем, племянником повелителя Джубайля. Он получил ранение в бедро на одном из турниров, и началось заражение. К тому времени, когда я приехал, опухоль стала такой большой, что он уже не мог ходить. Я сделал ему припарку, опухоль вскрылась, и рана стала заживать.

– Тогда почему он умер? – спросил Айюб.

Ибн Джумэй нахмурился:

– Появился лекарь-франк. Он назвал меня шарлатаном и потребовал, чтобы меня выставили из спальни больного, но я все слышал из-за двери. Этот безумец спросил у рыцаря, хочет ли он жить с одной ногой или умереть с двумя. Когда рыцарь ответил, что он предпочитает жить с одной ногой, лекарь приказал принести острый топор. Ему пришлось нанести два удара, чтобы отсечь ногу. Кровь была повсюду. Франк не сумел остановить кровотечение. Я наблюдал, как рыцарь умирает, а его оруженосец не давал мне подойти к нему.

– Проклятые варвары, – пробормотал Мансур ад-Дин.

– Не все наши лекари мясники, – заметил Вильгельм. – Но, увы, среди нас есть и такие. Нам предстоит многому у вас научиться.

– Франки не хотят учиться, – ответил Айюб. – Они желают только брать. Вспомните, что случилось в Дамаске. Правитель отнесся к вам по-дружески, однако вы послали крестоносцев против его города.

– Многие среди нас выступали против нападения на Дамаск, – сказал Вильгельм. – Королева Мелисенда считает, что между нашими народами должен быть мир. Ее сын, Амальрик, думает так же.

– Но Амальрик не король, как и Мелисенда. В Иерусалиме правит Балдуин.

– Он правит вместе с матерью. Она все еще имеет власть, особенно после неудачной осады Дамаска.

– Женщина командует мужчинами! – презрительно бросил Мансур ад-Дин.

– Мудрая женщина, – возразил Вильгельм.

– Это не имеет значения. – Мансур ад-Дин пожал плечами. – Она всего лишь женщина.

В этот момент в зал вошли Туран и Таур. Оба шагали с трудом, и Джон догадался, что они много времени провели в седле.

– Где ты был? – резко спросил Айюб.

– В городе. Меня задержал дождь. Приношу свои извинения.

– Извиняйся перед гостями, которых ты оскорбил.

Туран поклонился:

– Мои извинения, достопочтенный правитель. Хальдун.

Мансур ад-Дин, рот которого был набит мясом куропатки, небрежно махнул рукой.

– Ничего страшного.

Туран сел, а Таур занял место рядом с Джоном. Айюб внимательно посмотрел на сына:

– Расскажи нам, Туран, что ты делал в городе?

Туран оглядел зал, он явно колебался, словно искал ответ.

– Я… был с друзьями, мы фехтовали.

Мансур ад-Дин оживился. В молодости правитель считался превосходным фехтовальщиком.

– Мой сын говорил мне, что ты прекрасно владеешь мечом, Туран.

Туран расправил плечи.

– Никто из моих сверстников не может меня победить.

– А как ты, молодой Юсуф? – спросил Мансур ад-Дин. – Ты так же опасен с мечом в руках?

– Юсуф предпочитает книги мечам, – насмешливо сказал Туран.

Юсуф даже не повернул головы в его сторону.

– Я стараюсь развивать свой разум и тело. Я считаю, что они могут быть одинаково опасным оружием.

– Хорошо сказано, – пробормотал Хальдун.

– Верно, – согласился Мансур ад-Дин.

Он повернулся к Айюбу, и они негромко заговорили между собой, подавая знак, что и остальные могут беседовать, как им захочется. Вскоре шум разговоров заполнил зал.

Джон воспользовался моментом и шепотом спросил у Таура:

– А где вы были на самом деле?

Таур хитро улыбнулся, но ничего не ответил.

– Я не верю, что вы весь день провели в городе, – не унимался Джон. – Вы были напряжены, как член священника, когда пришли сюда.

– Я не могу рассказать, – прошептал в ответ Таур. – Хозяин меня убьет.

– Ему не обязательно об этом знать, – продолжал Джон, но Таур покачал головой, отказываясь отвечать.

* * *

На следующее утро Юсуфа растолкал мамлюк Абаан, и Юсуф посмотрел на закрытое ставнями окно. Сквозь щели еще не начал пробиваться свет.

– Твой отец просит, чтобы ты спустился во внутренний двор, – сказал Абаан. Он собрался уйти, но остался стоять на пороге, когда увидел, что Юсуф не шевелится. – Прямо сейчас!

Юсуф скатился с кровати, натянул штаны из хлопка, тунику и коричневый халат, потом надел сандалии, перепоясал халат и по длинному холодному коридору направился во двор. Там, в тусклом предутреннем свете, он увидел отца со скрещенными на груди руками – на лице Айюба застыла холодная маска. Рядом с ним стоял Туран, который насмешливо посмотрел на Юсуфа, и тот бросил на него мрачный взгляд. Рядом с Айюбом и Тураном находился еще один мужчина – бедуин, один из кочевников, скитающихся по пустыням и перегоняющих стада с одного места на другое. На бедуине был халат из грубого хлопка и белый тюрбан, перевязанный черной лентой. Небольшой рост, густая черная борода, нос, больше похожий на клюв, и пронзительные серые глаза. Юсуф обратил внимание на тонкие губы. Когда Юсуф подошел, отец повернулся к пастуху:

– Это он?

Бедуин наморщил лоб, внимательно разглядывая Юсуфа.

– Я не уверен. Но это был один из ваших сыновей, тут у меня нет сомнений.