Книга Время дикой орхидеи - Николь Фосселер

Уже пора было завести и собственную семью.

Когда Висванатан под конец застолья добавил еще кое-что к невестиному приданому, Рахарио, пожав плечами, согласился, что Лилавати и впредь будет исповедовать свою религию и что ей можно будет воспитывать будущих детей как индусов, на том и сошлись, и мужчины скрепили обручение, решительно ударив по рукам.

Пригласили астролога, который должен был составить гороскоп пары и определить день, благоприятный для бракосочетания. Что для Рахарио оказалось попросту невозможным, поскольку он не знал в точности даже год своего рождения, не говоря уж про месяц, день и тем более час. Знал только место и только время года: в лодке восточнее побережья Сингапура, во время северного ветра.

Астролог стонал и ругался, оценивал и подсчитывал и в конце концов представил за большие деньги гороскоп, полный супружеской гармонии, счастья и благословения детьми. Для свадьбы он рекомендовал один особенно благоприятный день: в период восточного ветра, в месяц панкуни тамильского календаря, в апреле.

Ночь была тихая.

Слышен был лишь ветер, шепчущий в листве высоких деревьев, которые он поселил здесь еще саженцами в молодом саду. Недавно к ним добавились еще три дерева: фиговое, баньян и маргоза, в честь трех божеств: Шивы, Вишну и Шакти.

Тихо бормотала река по ту сторону сада, более оживленно била о причал из камня и дерева, который он велел построить для своей лодки. В сырых лугах приглушенно квакали лягушки, и где-то над его головой тявкал геккон в балках веранды.

Большой дом он построил себе, почти такой же большой, как Истана, дворец султана Джохора.

Ослепительно белыми были высокие, просторные комнаты на двух этажах, с темным, полированным деревом полов, балок и лестниц, возведенных просто и скромно, почти скупо. Дом, пронизанный светом, был невесом, нежно подсвеченный зеленью деревьев и кустов, весь в солнечных зайчиках от ряби на воде. Дом был воздушный, пропитанный дыханием реки, предвестием близости моря. Взмахами крыльев и пением птиц, шорохом сизых стрекоз.

Он назвал свой дом Кулит Керанг. Как и корабль. Скорлупка раковины.

В эту ночь стояла драгоценная тишина, благотворная после бурных предыдущих четырех дней веселья.

Эта свадьба была опьяняющим праздником в доме невесты, украшенном чем только можно, с навесом, ведущим до Клинг-стрит, с балдахином из шелка и с цветочными гирляндами. Висванатан пригласил половину Сингапура, по меньшей мере индийскую часть и многих китайцев. Гости Рахарио, горстка его лучших мужчин, таких же оранг-лаут, как он, полностью потерялись в этой толпе, шумливой и праздничной.

Четыре дня были заполнены с утра до позднего вечера торжественными ритуалами и жестами, а вечером четвертого дня большая церемония достигла своей кульминации. После ритуальных омовений, жертвоприношений и воззваний к богам невеста и жених обменялись подарками в виде роскошных одежд, и Рахарио забрал свою невесту из рук ее отца. Они украсили друг друга гирляндами из цветов, и семь раз обошли вдвоем вокруг костра, потом проехали по всему городу в открытом, украшенном цветами экипаже от Клинг-стрит через реку Сингапур и сюда, к дому Рахарио.

В голове его все еще стоял шум от монотонного пения и молитв на языке, которого он не понимал, от пронзительной, лязгающей музыки, болезненной для его слуха. От всех голосов, от звонкого смеха и аплодисментов, от шума, который производило множество людей в небольшом пространстве. От блеска и сверкания золота и ограненных драгоценных камней, от светящихся красок – красной, желтой, белой. Роскошные орнаменты и узоры повсюду, от которых у него голова пошла кругом.

От всех этих воскурений и запаха крови ему было дурно, от интенсивных запахов шафрана и куркумы, от испарений множества тел и от панахам, воды с тростниковым сахаром, кардамоном и черным перцем, которую новобрачные пили вместе.

Он тосковал по открытому морю и его покою. По шуму волн и ветра, который был заодно с его сердцебиением, его дыханием. По ясному, свежему воздуху на палубе и по бескрайней, одинокой дали.

О том, чтоб больше не терзали воспоминания о другой свадьбе.

О свадьбе на ветру, в лодке между прохладным морем и вольным небом. О крови и слизи рыбной чешуи под руками и о мягкой, золотистой коже женщины, которая обещала ему себя навсегда.

Лилавати уже ждала его. В комнате на верхнем этаже, в которой они отныне будут лежать рядом как муж и жена.

Она сидела на краю широкой кровати, распустив по плечам свои блестящие волосы. Вздрогнула, когда он вошел. Ее рука, украшенная, как и ступни, филигранным орнаментом из хны, метнулась к вырезу халата из красного шелка и стянула его теснее, и браслеты – красные и серебряные, покрывавшие ее руки чуть не до локтя как часть доспехов – резко зазвенели. При этом она все-таки улыбалась, и ее темные глаза сияли.

– Сегодня счастливейший день в моей жизни, – прошептала она.

В те недели, которые прошли со дня их обручения, они говорили между собой совсем мало. Не больше нескольких фраз.

Как ты смотришь, если я найму для тебя женщину в услужение? Или ты возьмешь кого-то с собой из дома?

О, лучше нанять, большое спасибо!

Ничего, если я поставлю где-нибудь в углу святилище? Оно совсем небольшое, ты его и не заметишь.

Как хочешь.

Ему хотелось бы, чтоб она перестала на него так смотреть. Как будто он принц, сошедший с облака, чтобы спасти девственницу от чудовища. Мечта юной девушки, вошедшая в плоть и кровь. И все же в нем пробудился голод обладания ее девственным телом.

Он повернулся к ней спиной и стянул через голову длинную вышитую рубашку.

– Я… я тоже должна раздеться? – прошептала она у него за спиной. – И лечь?

Он почувствовал, как его прошиб пот. Такая брачная ночь – это было не то что предаваться вожделению на каком-нибудь острове. С девушкой, женщиной, которая была ему чужой и такой же оставалась. Была ему чужой, даже если телесно он и пропадал в ней, на немногие, слишком короткие миги сладострастного опьянения. Забвения, которое смягчало боль, но неспособно было исцелить.

Много у него было таких за последние четыре года.

– Как хочешь.

Глухое биение пульса пробралось ему в затылок, в сторону черепа.

Он услышал шорох и повернулся. Сжимая халат обеими руками, она вытянулась на кровати и улыбалась ему, во взгляде было волнение и страх, но прежде всего желание, полное ожидания.

– Свет погасить? – спросил он, ложась.

– Как тебе лучше.

Он помедлил. Статуя божества на столике у кровати решила за него. Суджата принесла эту статую в дом сегодня вечером перед тем, как со слезами распрощаться с дочерью. Отвратительный кобольд с синим цветом кожи и самодовольным выражением лица.

Свет погас, ночь заполнила комнату.