Книга Место преступления - Фридрих Незнанский

Теперь у него в запасе оставался для проверки лишь один-единственный вариант: дом Красновых. Там, по сведениями от сотрудника, пребывавшего в доме Наташки для постоянного слежения за соседским двором, вчера вечером появилась иномарка сестры покойного хозяина. Машина была поставлена в гараж, а женщина вошла в дом и больше из него не выходила. Так что напрашивался следующий вывод: если все прошедшие акции как-то спровоцированы либо инициированы, что верней, ею, то кому же, как не ей, и знать о «сером диверсанте»? Значит, пока суд да дело, и когда еще приедет из Москвы неизвестная бригада следователей вместе с адвокатом, собирающимся защищать «интересы семьи Краснова», нужно форсировать события, и с определенной жесткостью, но и не переходя границы дозволенного законом, допросить эту родственницу. Можно ведь и не угрожать, не пугать откровенно, а просто описать ряд ситуаций, в которые попадают по своей же нелепой ошибке такие вот невинные и обаятельные дамочки. А эту «пострадавшую», говорил, между прочим, Прыгин, поблескивая острыми зрачками из-за стекол очков и облизывая неприятные свои губы — две сухие параллельные черточки, — можно воспринимать только в одном плане, или, вернее, в соответствующей позе. Ну, понятно, в какой…

А ведь не секрет, что серьезные, деловые женщины, знающие о своей броской привлекательности, пекутся о себе куда больше, чем обыкновенные бабы или, наоборот, самые роскошные и дорогие шлюхи. И всякое покушение на свою, так называемую, честь считают жизненной катастрофой. Поэтому даже небольшую угрозу в этом смысле чаще всего воспринимают однозначно, с ужасом и без каких-либо нюансов. Вот и нужно этим пользоваться, открыто не угрожая подобным дамочкам скорой сексуальной расправой, но допрашивая унижающим их достоинство, презрительным тоном, каким обычно обращается страж закона к де шевой проститутке, застигнутой им где-нибудь в кустах под полупьяным клиентом. Она обязательно растеряется, а это уже — полдела. Короче, техника, знание женской психологии.

Либо другой, не менее действенный вариант: скажем, равнодушное этакое описание жестоких мук, которые может неожиданно испытать малолетний ребенок, лишившийся матери. Или, наоборот, она. В принципе вообще следовало бы обладать некоторыми знаниями из частной жизни женщины, которые могли бы продемонстрировать ей твою информированность о таких обстоятельствах, о которых она сама предпочла бы молчать. Но для этого необходима хотя бы частично достоверная информация, а ее у полковника не было. Значит, как говорится, придется брать если не мытьем, так катаньем. Можно применить и давление на психику, причем разговаривать с каждой женщиной отдельно, при этом слегка, почти незаметно, подтасовывая факты, вытекающие из их ответов. А уж это хорошо умел делать Степан Ананьевич, ему нравилась такая интеллектуальная игра с подследственными. Не знал себе равных. Так, он всерьез считал…

Но в настоящий момент в деле пока отсутствовал всего лишь один, но, тем не менее, весьма важный фактор, на который мог бы с успехом опереться в своих действиях Крохалев, имея на руках, как ему казалось, уже достаточно оснований для жесткого разговора со строптивыми бабами. Одного важного компонента для окончательного утверждения своей позиции все-таки не было: а вдруг самоуверенность сестрички Красновой имеет под собой реальное основание? Не хотелось в это верить: кто она, в конце концов, чтобы задействовать МВД и Генпрокуратуру?! Да и обстоятельства дела Краснова, включая правильную медицинскую экспертизу, ни у какой инстанции не могут, да и не должны, вызывать сомнения. Некоторые усилия, предпринятые полковником в этом плане, позволяли так думать. Да, впрочем, и шурин хорошо и вовремя «подсуетился»: комиссия по Красновскому делу, направленная в Дорогобужский район, а конкретно в Бобров, из смоленской прокуратуры, не нашла никаких серьезных нарушений при проведении следственных мероприятий в Бобровском отделе милиции. И что же, этого им мало? А за шурина мог стопроцентно поручиться полковник, как-никак на данный момент замещает начальника областного управления Следственного комитета при Генеральной прокуратуре. Все через него проходит, так или иначе, и если бы «зашуршала» Генеральная, он бы наверняка оказался в курсе. А пока молчит, значит, уверения и потенциальные угрозы «сестрицы» пахнут обыкновенным блефом, и на них можно не обращать серьезного внимания. Уж сколько раз пугали, грозились, отомстить обещали, да только где они, все эти «неуловимые мстители»?.. Все так, но почему же тогда неясные сомнения опять и опять невольно возвращали его к этому проклятому покойнику?..

Особняк, к которому подкатил на своей «тойоте» Степан Ананьевич, давно и прочно завладел его более чем заинтересованным и пристальным вниманием. Пару раз приходилось бывать в нем полковнику — по службе, разумеется. Когда еще жив был Краснов, но время его, как верно предвидел Крохалев, стремительно сокращалось. Ни на какие сделки, ни на какие уступки не соглашался удачливый, как тот сам считал себя, предприниматель. Считать-то считал, да только судьбы своей не ведал. А после неожиданной и скоропостижной кончины владельца «Универсала» Степан Ананьевич, являясь фактически ближайшим соседом Краснова, так ни разу и не дозволил себе удовольствия взглянуть с интересом теперь на свое будущее владение. Не стоило заострять внимание ненужных свидетелей, которым могла прийти в голову абсурдная мысль, будто полковник имеет какие-то виды на хозяйство соседа своей родной сестры. Да никогда! Это все — наглые сплетни! Но как эти слухи ни называй, а они все же в ходе расследования дела о самоубийстве нет-нет, да появлялись. Циркулировали. Потому и комиссия из Смоленска приезжала. Однако никакой причастности или даже обычного интереса Крохалева к смерти предпринимателя не обнаружила. Естественно, злостные наветы! Так к ним и отнеслись.

Но сейчас Степан Ананьевич почувствовал в себе сильное желание взглянуть на дом глазами собственника. Он не боялся выдать собственной заинтересованности перед этими недалекими бабами, пусть и с крутыми амбициями. Поэтому и пересек двор в сопровождении двоих оперов, облаченных для солидности в камуфляжную «омоновскую» форму, и резко нажал кнопку звонка, а затем по-хозяйски застучал кулаком в дверь.

— Кто там? — спросили из-за двери издевательским мужским голосом: полковник был убежден, что его приход был замечен.

— Милиция! — твердо заявил он.

— Что вам угодно? — продолжал спокойный, но чуть насмешливый голос.

— Открывайте, узнаете!

— А вы с чем? И почему надо непременно открывать?

— Я — начальник управления милиции…

— Ну и что? Разве ваш официальный стул дает вам право, господин полковник милиции, бесцеремонно врываться в частное владение? Будьте любезны, э-э… Степан Ананьевич, я правильно вас называю?.. Объясните, пожалуйста.

«Издевается, сволочь! — вспыхнуло у Крохалева. — Ну, я тебе!». И тут его вдруг осенило, что он пришел точно по адресу! Даже тепло стало и весело от такого предположения. А раз весело, то и тон разговора другой…

— Вы абсолютно правы, не имею чести вас знать, господин… впрочем, неважно. Основания имеются. Готов предъявить постановление на проведение обыска в данном помещении, поскольку у органов милиции имеются основания подозревать, что в вашем доме может скрываться опасный преступник, чьи действия могут быть приравнены к террористическим. Этого вам достаточно, надеюсь?