Книга Между двух мужей - Марина Серова

И тут тетя Мила неожиданно сказала такие слова:

– Глянуть, я думаю, возможно. Картину скоро покажут искусствоведам… Но ты ничего не поняла, Женечка, если решила, что «сыр-бор» разгорелся из-за картины!

* * *

У меня оставалось еще одно дело. Последнее.

Через два дня после похорон Илоны я стояла у дверей квартиры, где некогда проживала убитая. Марина, я знала, все еще оставалась в больнице. Но теперь у меня не было оснований беспокоиться за ее безопасность.

– А, это вы, – равнодушно сказал мне Петр Назаров, отец Марины и Аленки и с позавчерашнего дня – безутешный вдовец.

О встрече мы договорились с ним по телефону. Действительно, очень представительный, подтянутый пожилой мужчина смотрел на меня каким-то бесцветным, невыразительным взглядом.

– У меня нет времени. Извините, но – совсем нет. Через три часа у меня самолет. – Ильинский стоял в дверях, не давая мне пройти в квартиру. – Сейчас я принесу вам деньги.

– Разрешите все же мне войти. Я ненадолго, Петр Назарович.

– Простите, но…

– Мне только нужно узнать: почему вы не сказали мне всю правду. Вы же, наверное, не хотите выяснять этот вопрос здесь, на лестнице?

– О господи, – устало сказал Ильинский. Повернулся и, не оборачиваясь, ушел в глубь квартиры, оставив входную дверь открытой. Я вошла следом за ним.

Первой, кого я там увидела, была… Марина. Она сидела на софе, обхватив колени руками, и совершенно безучастно смотрела, как я входила.

На большом полированном столе, сидя за которым мы разговаривали здесь в прошлый раз, стояла раскрытая дорожная сумка. На спинках и сиденьях стульев лежала и висела одежда – хозяева собирались в дорогу.

– Марина? Здравствуйте. Что вы тут делаете? – удивилась я.

– Это мой дом.

– Да, но… разве вас уже выписали из больницы?

– Я забрал дочь из этой больницы, где никто не может обеспечить ее безопасность, – ответил вместо Марины ее отец. – Через три часа мы улетаем. Продолжим лечение за границей. Я обо всем договорился. Вот, – он взял со стола и протянул мне плотный конверт, в котором, как было нетрудно догадаться, лежали деньги. – Здесь та сумма, о которой вы договаривались с моей женой за… за охрану Мариночки. Вы ведь пришли за этим?

– Нет, – ответила я, помедлив, – не за этим.

– Простите, но я вынужден подчеркнуть: наш самолет взлетает через три часа. Так что вы…

– Ну что ж, не будем терять времени. Только… разрешите поинтересоваться: где Аленка?

– Алена ушла попрощаться с подружками.

– Это хорошо. Хорошо, что этот разговор состоится не при ней… Петр Назарович, – возвысила я голос. – Самолет улетит без вас! Никто не выпустит из страны убийцу двух человек!

– Вы с ума сошли? – сухо осведомился он, резко вскинув на меня покрасневшие, воспаленные глаза.

– Не нужно делать вид, будто вы меня не понимаете! Преступник лишил жизни Антонину Протасову и сиделку вашей дочери, Зою. Эти преступления были хорошо спланированы. Обе женщины оказались беззащитны перед лицом неожиданной смерти, может быть, потому, что никто из них не ожидал, что удар им нанесет такая знакомая, почти родная рука!

– Что это значит? – все еще силясь выглядеть надменным, спросил Ильинский. Но выдержка уже изменила ему, и мужчина медленно опустился на ближайший стул.

– Папа! Разве ты не видишь, что она метит в меня?! – истошно закричала Марина.

Она соскочила с софы и кинулась к отцу – тот обхватил голову дочери обеими руками, толстое обручальное кольцо на его пальце сверкнуло в холодных солнечных лучах, пересекавших комнату. Марина прижималась к отцу всем телом и упорно прятала от нас лицо.

– Какое вы имеете право так пугать бедную девочку?!

– Разве уличать преступника с некоторых пор означает пугать его, и разве страх перед разоблачением должен теперь приниматься сыщиками во внимание? – пожала я плечами. – У меня нет сомнений в том, что эти убийства совершила именно Марина Ильинская, хотя я должна признаться: побудительный мотив для действий преступницы остается для меня тайной за семью печатями.

Я шагнула к Марине, положила руку на ее плечо – но девушка лишь крепче прижалась к отцу. Я видела только русые волосы, в беспорядке разбросанные по ее худеньким плечам и спине.

– За что вы решили приговорить к смерти Антонину – мать человека, за которого вы так хотели выйти замуж? – печально, но твердо сказала я, обращаясь к этой тонкой спине. – Неужели, по вашему мнению, несчастная заслужила смерть только из-за своего образа жизни, которого вы не одобряли? И вы долго готовились – я уверена, что это убийство не было спонтанным, совершенным в состоянии аффекта. Уже в то время, когда вы разрабатывали план перепланировки квартиры, в которой мечтали жить с любимым человеком, вы, Марина, не принимали в расчет присутствия в этой квартире вашей будущей свекрови. Вот, – я достала и разложила на столе бумагу с рисованным планом, – смотрите: здесь намечены контуры перестройки, каждый закуток в будущей обновленной квартире подписан: «Кухня», «Детская», «Гостиная», «Наша спальня» – но где же место для Антонины?! Его нет, потому что, нарочно или подсознательно, но Марина не находила нужным жить с этой женщиной в одном доме.

Но надо сказать, что еще до того как я впервые взяла в руки этот план, в моей голове насчет вас, Марина, уже роились первые подозрения. Первым странным обстоятельством показалось мне отсутствие в вашем портфеле ключей от квартиры убитой – а ведь, по вашим словам, перед тем как на вас напал неизвестный, вы направлялись в квартиру Антонины, а не выходили оттуда! Как же тогда объяснить, что обе связки ключей от Антонининой двери – и ваша связка, и ключи самой хозяйки, – оказались в квартире? Совершив убийство, вы не закрыли за собой дверь на ключ, чтобы не вызвать подозрений, – это была правильная мысль; но ошибкой было то, что, покидая место преступления, вы не проверили: на месте ли ваши ключи! Они остались там, куда вы машинально, по старой привычке, повесили их, открыв дверь и войдя в ее квартиру.

Теперь разберемся с тем, кто напал на вас в темном подъезде. Неправда, что вы не узнали его, – напротив, человек, карауливший внизу, был вам слишком хорошо известен! Вы сказали, что встретили незнакомца прямо на пороге подъезда, но не разглядели его, потому что в подъезде свет не горел. Так?

Я подождала ответа, но Марина не обернулась.

– Но если бы вы действительно входили в подъезд, то не могли бы не увидеть человека, который принялся вас избивать. Уличный свет осветил бы фигуру нападавшего во всех подробностях – сразу же, как только вы открыли бы дверь! Это – второе слабое место в ваших показаниях; но главное даже не это, а то, что вы солгали дважды: на самом деле вы не входили, а выходили из подъезда – это первое, и вы непременно узнали нападавшего – это второе. Иначе – почему же вы не кричали, не звали на помощь? Ведь этот человек не зажимал вам рот – трудно заткнуть рот жертве, если при этом бьешь ее ногами! Вы, по вашим словам, дорожили своим будущим ребенком, страшно боялись потерять его – но почему же, почему же в этом случае вы хотя бы не попытались поднять шум?!