Книга ProМетро - Олег Овчинников

– Чайничек я тебе потом выставлю, – нисколько не обидевшись, пообещал начальник смены. – И налью в него кой-чего покрепче простой водички. Чистых «ессентуков» 96-ти градусных, так что и кипятить не придется. Только сначала надо кое-какую работенку сделать.

– Это какую же? – заинтересовался Санек. Он был значительно моложе Петровича и оттого с большим доверием относился к любым обещаниям начальства.

– Тяжелую, – вздохнул НС, – врать не буду. Но уверен, что справитесь, – уже чуть бодрее закончил он.

– Ты, Колян, мне тут шурупы в термотитан не вкручивай, – заявил Петрович. – Мал еще, чтобы вкручивать… Ты прямо говори, чего надо.

– Прямо так прямо, – согласился Николай. – В общем так. В семнадцатой штольне…

– А ведь я еще когда предупреждал! – со злорадным удовлетворением в голосе перебил его Петрович. – Надо было плеврораспорки ставить?!

– Ну, надо, – тоном пристыженного школьника ответил НС.

– То-то же! Я ведь еще когда говорил, что надо… – Петрович немного успокоился. – Ну и что там стряслось?

– Лавовый прорыв, – начальник смены смущенно рассматривал рыжеватое пятно на своей левой калоше.

– Завалило кого? – по-деловому поинтересовался Петрович.

– Ну да. Вагонетку одну.

– И все? – Петрович с недоверием взглянул на НС. Тот упорно продолжал рассматривать свою обувь с таким интересом, словно впервые в жизни видел асбестовые калоши. – И из-за какой-то задрипанной вагонетки, накх, ты нам с Саньком мешаешь реализовывать гарантированное нам в уголовном кодексе право на отдых?

– В Конституции, – поправил Санек.

– Вот именно! – подытожил Петрович. – Да хрен с ней, с этой вагонеткой! Подумаешь, будет Пик Коммунизма на пару сантиметров ниже, делов-то… А семнадцатую штольню давно пора завалить. Я бы радовался на твоем месте: работы меньше…

– Да погоди ты! – раздраженно перебил начальник смены. – Была б это простая вагонетка, я бы вас и беспокоить не стал. Только ведь, – на его лице отражалась немая борьба между необходимостью поделиться информацией и боязнью поделиться ею слишком щедро, – непростая она…

– Сто первая? – Санек заметно оживился и плотоядно облизал губы.

– Не-а. Скажем так… – начальник смены отчаянно медлил. – Можно сказать, что это – вагонетка с нашими интернациональными друзьями.

– Три тысячи четырнадцатая?! – Петрович возбужденно сверкнул глазами и облизал губы значительно плотояднее Санька.

– Типа того, – уклончиво ответил НС. Он едва заметным жестом поднес указательный палец к губам, а затем ткнул им в какую-то точку на потолке, возможно, ту же самую, которую полчаса назад опасливо рассматривал Петрович. – И система охлаждения у них вроде как повреждена. Так что надо спешить.

– Слышь, Санек, – Петрович хищно улыбнулся. – Ты любишь теплый боржом и потные ладошки этих… интернациональных друзей?

– Не очень, – растерянно признался Санек.

– Ну и дур-рак! – с удовольствием произнес Петрович. – А что мы за это будем иметь? – спросил он, обращаясь уже к НС.

– Как что? – деланно удивился тот. – Как обычно…

– Ага, как обычно! – огрызнулся Петрович. – Мы, значит, с Саньком, будем надрываться, друзей ваших интернациональных из лавы вытягивать…

– Что значит «ваших»? Это общие друзья.

– Знаем, какие они общие! Мы их, значит, из этой топки паровозной вытащим, а вы их опять, накх, в бригадирский барак утащите и ну давай им там руки пожимать! А нам, простым рабочим, даже посмотреть не дадите? Так?

– Ну зачем же?.. – неуверенно возразил начальник смены. – А сам-то ты что предлагаешь?

– Я не предлагаю, я требую. – Петрович подумал пару секунд и решительно выпалил. – Право первого рукопожатия!

– Хорошо, – подозрительно легко согласился НС. – Только давай уже поскорее. Изжарятся же!

– А не обманешь?

– Ну что ты, Петя? – Николай развел в стороны руки в блестящих перчатках. – Разве я тебя когда-нибудь обманывал?

– Ну, а ты чего расселся? – рявкнул Петрович на Санька, поразительно легко спрыгивая с тумбочки. – Тоже мне, Илья Мурманец на печке…

…Путь к «инструменталке» проходил мимо широкого, как диапазон приемлемости бисексуально ориентированного садо-мазохиста, транспаранта, обитого сублимированным кумачом. Приклеенные к нему выцветшие буквы с частично загнутыми от жары углами складывались в гордый призыв: «Догоним Австралию!». Судя по отсутствию обычного в такого рода лозунгах «и перегоним», перерабатывать с нашей стороны никто особо не стремился. Тем более, что точность при строительстве межконтинентальной ветки метро куда важнее скорости.

За время, которое занял переход от заглавной буквы «А» в слове «Австралию» до восклицательного знака, Петрович успел три раза выматериться, причем по совершенно разным поводам.

Первый раз – в адрес гениальных создателей этого, с позволения сказать, «тяжелого скафа», который почему-то был спроектирован без учета естественной человеческой потребности сгибать ноги в коленях. Руки в локтях, наоборот, были согнуты всегда и намертво, а несгибаемые пальцы перчаток зафиксированы в таком положении, словно сжимают воображаемый бинокль. Единственным достоинством «тяжелого скафа» была его способность выдерживать давление до хрен знает скольких атмосфер, хотя, с другой стороны, то же самое давление выдерживал и серебристый «легкий скаф» начальника смены, далеко обогнавшего две нелепо ковыляющие фигуры и подающего им из этого далека нетерпеливые знаки поторопиться.

Второй раз – из-за крайне неприятных и не согласующихся с образом мышления русского человека способов организации трудового процесса, которые уже давно были реализованы в подземной практике, но получат свое название на поверхности планеты только спустя десятилетие, когда «мышлЕние» будет официально объявлено «мЫшлением», а с трибуны на народные массы польется поток загадочных слов: «самоокупаемость», «хозрасчет», «самофинансирование»… Под землей все проще. Отправил наверх сто вагонеток с породой, возвращается сто первая – с суточной нормой продуктов и воды – в том числе минеральной! Отправил за месяц три тысячи тринадцать – одному Богу известно, откуда взялось это число! – возвращается три тысячи четырнадцатая, заветная, при одном упоминании о которой у любого молотобойца на несколько секунд затихает вибрация в коленях, а рельсоукладчик непроизвольно пытается встать «на задние лапы» в своем нелепом скафе на колесиках. Вагонетка привозит так называемых «интернациональных друзей», которые, как правило, оказываются скорее подругами какой-нибудь прибалтийской национальности. Один раз, правда, привезли настоящую негритянку, «по обмену опытом». Опыт удался не очень, и Петрович еще раз с удовольствием вспомнил так понравившуюся ему строчку из стихотворения напарника.

И наконец в третий раз – из-за приклеенного к транспаранту короткого объявления, гласившего, что «в связи с непрекращающимися на Кавказе дождями высота Пика Коммунизма за последнюю неделю снизилась еще на полтора метра и составляет теперь (число неразборчиво), что по-прежнему на (число неразборчива) ниже, чем вершина горы Эверест (в скобках, другим почерком – «Джомолунгма»)»…