Книга Воспоминания о походах 1813 и 1814 годов - Андрей Раевский

Кончилось торжество это – громко повторялись в глубине души моей «Многая лета», всеми обожаемому повелителю россов Церковью воспетые. Мало-помалу уменьшалась теснота, неподвижно стоял я у подножия жертвенника: взоры мои искали того места, на котором столько венценосцев клялись жить для счастья подданных… Сколько раз, думал я, великий Петр проливал здесь слезы радости и печали; сколько раз восходящее солнце заставало его в этом святилище молящегося о благоденствии народа, ему вверенного; сколько раз в мрачных стенах этих раздавались торжественные гимны во славу неисчислимых побед его!.. Здесь великая духом и деяниями Екатерина приняла венец полвселенной. И теперь вижу шумные толпы жителей московских, вижу, с какой жадностью стремятся вослед Семирамиде Севера… Небесное сияние величественной красоты ее, милосердие и кротость очаровательной улыбки, чело, лучезарным венцом бессмертия украшенное, – все привлекало к ней взоры и сердца!.. Мечтаю видеть и тебя, Александр благословенный, во цвете нежной юности, в блеске красоты цветущей, с этим взором благости, который и врагов самых жестоких претворял в ревностнейших твоих почитателей!.. Бури ужасные ревели на юге, треск дробящихся тронов, последние стоны умирающей свободы народов достигали севера; ты казался тогда ангелом-миротворцем, явившимся на поприще мира для счастья человеков!.. В этом храме дал ты клятву Царю небесному, вручившему тебе державу над избранным и любезнейшим племенем славян великодушных, посвятить мысли и деяния свои к благу их, подданные произнесли обет ненарушимый – жертвовать трудами и кровью за тебя и Отечество: вся вселенная была свидетельницей исполнения этих обетов! Бич человечества, предводитель извергов, революцией порожденный, угрожал порабощением дремавшей Германии, ты зрел неизбежную ее погибель – и простер руку спасения: победоносные легионы, одушевленные благородным жаром благотворения, быстро перешли берега Дуная. Уже знамена наши наводили трепет, распространяли ужас в рядах неприятельских, но несчастная судьба, постигшая сынов Германии, начертана была на деке предопределения: малодушные приняли оковы рабства, – и русские, знаменуя каждый шаг кровью врагов, упоенных успехом, достигли своих пределов. Вскоре брань отечественная казалась неизбежной, ты изрек – и миллионы взяли оружие, и от брегов Северного моря до высот Кавказа, от Оби до Буга, на полях Тавриды и в лесах сибирских – везде загремело грозное слово брани!.. Ужаснулся вождь непобедимых… Пултуск и Прейсиш Эйлау показали ему, что русские достойны знаменитых своих предков, при Непрядве, Пруте, Дунае и Висле победами увенчанных!.. Он возжелал мира, ты его даровал ему, помня обет свой, ценя в полной мере кровь детей своих… Но ни кротость и умеренность твоя, о царь наш, ни мужество и твердость народа русского не могли обратить на пути правоты и рассудка ослепленного завоевателя Италии – и на берегах Днепра думал найти он Ульм и Йену… И Москва, мнил он, принесет ему дань, как и другие столицы Европы!.. Подобно бурным, всепоглощающим волнам грозного океана, избранное юношество двадцати народов, обольщением и силой под знамена хищника привлеченное, в надежде мечтательной славы и корысти дерзнуло преступить рубеж огромной твоей империи! Малодушные предрекли уже ее стыд и падение; ты был тверд, начинал святую брань эту! Благодарим тебя, достойный потомок предшественников великих! Ты знал дух и любовь к Отечеству россиян. Со времени междуцарствия нога вооруженного иноплеменника не оскверняла земли их!.. Ты воззвал – хижины и чертоги, мирные села и грады великолепные, луга, богатые пажитями, и поля, жатвой изобильные, – все превратилось в степь бесплодную! За веру, царя и родину всякая жертва казалась малой, всякое мучение – сладостно, смерть ужаснейшая была даром благодатным! Пала Москва… Падение ее было последним торжеством врага русских и всего рода человеческого!.. Мщение влило новые силы в сердца воинов… Стеной неприступной стояли дружины наши при вратах плодоносной Украины… Тщетно злодеи хотели поколебать твердыню; вскоре опустошенные ими села и грады узрели постыдное их бегство… и по трупам их победный строй наш, увенчанный лаврами, достиг Немана! Тогда, в образе ангела-благотворителя, явился ты очам стыдом и раскаянием исполненной Германии… Свобода и мщение! – воскликнули пробужденные жители этой издревле знаменитой империи, – и Александр возвращает мир Европе – в столице Франции!..

О святое чувство любви к Отечеству! Какие чистые, небесные наслаждения даруешь ты смертному!.. Слава русских исполнила весельем и восторгом сердце мое… Погруженный в сладостные мечтания, оставил я это святилище неприступного величия, правящего мирами, и славы моих соотечественников… Уже не с такой горестью проходил я мимо полуразрушенных стен гордого Кремля, – видел тысячи жерл, гром и смерть на россов изрыгавших, – трофеями их славы, на позорище любопытных низложенные, видел чертоги и храмы, ногой врага оскверненные, в новой красоте блистающие!.. Невольно остановился я у башни Москворецкой. Здесь Святитель церкви Божией, истый славянин, словом и деяниями учивший добродетели и мужеству, митрополит Петр окончил знаменитые дни свои с крестом и мечом, защищая веру и Отечество!.. Мир праху твоему, слава и бессмертие памяти твоей, достойный последователь вочеловечившегося небесного Учителя!

VII

Окрестности Москвы

Нигде не был я так счастлив, нигде, думаю, сердце русского не найдет столько наслаждений и радостей, как в Москве и ее окрестностях. Я видел великолепные сады Пулавы, восхищался красотой природы и могуществом искусства в новой Аркадии, наслаждался прелестными видами Силезии, собственными шагами измерил почти все величественные горы Богемии, провел много счастливых, приятных дней в очаровательной Саксонии, но дух мой искал чего-то сокровенного, непонятного: все видимое мною представлялось очам моим в печальном сумраке… Я был далеко от родины! Нет, не поверю никому, чтобы можно было найти блаженство в удалении от милого семейства, которого счастье было и моим счастьем, которого горести равно были всем чувствительны; не поверю, чтобы о друзьях детства, о невинных забавах юности когда-либо мог говорить я равнодушно; чтобы родной язык свой, на котором стал выражать первые ощущения души моей, променял на звуки языка чуждого, употреблению которого учил меня рассудок, а не сердце! И вы люди, вечно мне любезные, которых стал любить я вместе с развитием чувств моих, к которым привязанность сделалась для меня бесценной необходимостью, – уже ли в силах буду позабыть вас, и горьким опытом отравленные дни влачить в одиночестве?.. Нет! Благодарю Провидение, я опять в России, опять дышу воздухом отечественным!

С сердечным прискорбием я должен отдать справедливость иностранцам, что ни одно место, достойное любопытства и внимания, в каком бы отношении ни было, не оставлено без описания. Для глаз, для сердца вашего новость теряет свою цену, но обильный источник для мыслей рождается в воображении, воспоминание сближает предметы отдаленные – и прошедшее сливается в душе вашей с настоящим. Среди пустынного поля возвышается простой, весьма непышный памятник, не заслуживает внимания художник, его работавший, никакого влияния не производит слишком скромная его наружность, но вы узнаете, что на этом месте пал один из величайших гениев протекшего – и каменный столп этот представляется вам несокрушимым обелиском бессмертия, и слезы удивления против воли струятся из очей ваших. На пуши вашем смиренно возносится мирная роща. С обыкновенным ли чувством будете вы наслаждаться прогулкой, если узнаете, что она была некогда осчастливлена присутствием великого Декарта, необыкновенного Вольтера или доброго, чувствительного автора «Новой Элоизы»?.. Нет сомнения, что бедная существенность не может наполнить сердца нашего; дух наш требует деятельности отвлеченной: возносясь, так сказать, за переделы мира физического, человек постигает цель своего назначения. Одни мечты и наслаждения душевные делают нас счастливыми; никогда настоящее не удовлетворит нас. Из сего следует истина неоспоримая, что человек есть более моральное, нежели физическое творение великого Строителя миров.