Книга Выбор ее сердца - Никки Логан

Маршалл звонил Рику. Тот никак не прокомментировал смену номера, создавалось впечатление, что он пытался воспользоваться прежним. Именно по этой причине он забросил старую сим-карту в придорожную канаву в ужасную ночь расставания с Эвой, мысленно послав всех к чертям. Трэвиса. Эву. Рика.

Всех.

– Я ехала домой из Эсперанса, – пояснила Эва, – когда зазвонил мой мобильный. Думала, это ты, но это оказался он.

Ровный тон ее голоса шел вразрез со значимостью минуты.

– Почему ты решила, что это я? – Они вроде тогда расставили все точки над «i».

Она слегка пожала плечами:

– Я несколько раз пыталась тебе позвонить, но твой телефон всегда был отключен. Ты же знаешь, надежда умирает последней.

Она переступила с левой ноги на правую, Маршалл, мысленно обругав себя, пригласил ее войти.

Как странно принимать ее у себя, поскольку он запретил себе думать о том, каким мог бы быть коттедж при ней. Он как будто случайно угодил в другое измерение, где обрел наконец счастье.

Осмотревшись по сторонам, Эва подошла к окну, за которым расстилалась живописная долина.

– Великолепно.

Пока она любовалась видом, Маршалл любовался ею. Она изменилась, хотя он и не мог понять, в чем именно. Волосы стали короче, приобрели здоровый блеск, но дело не в этом. Еще на пороге он отметил: ее глаза сверкают, хотя и насторожены. Она отвернулась от окна, продолжая расхваливать вид. Маршалл вдруг понял: дело в том, как она держится. Будто стала выше. Нет, прямее. Избавилась от тяжкой ноши.

Но ее присутствие в его святая святых причиняло физическую боль. Он спросил напрямую:

– Что ты здесь делаешь?

Вероятно, его скептицизм заслуженный, учитывая, при каких обстоятельствах они расстались. Она и не ожидала, что он встретит ее с распростертыми объятиями.

– Прости за обман. Я не была уверена, что ты захочешь меня видеть. Это не предполагалось. Твой телефон был выключен, на твоей работе мне не дали нового номера, ссылаясь на неразглашение личной информации. И ты переехал.

Она не стала распространяться, какими способами пыталась отыскать его.

– И все же ты здесь.

– Уговорила брата помочь. Он не хотел предавать тебя, ведь ты хранил его тайну.

Поэтому голос Трэвиса показался таким напряженным. И далеким.

– Что лишено смысла, учитывая, что вы снова общаетесь.

– «Общаетесь» – это громко сказано. Разговариваем время от времени. Возможно, в будущем он захочет поговорить и с папой. Трэв вышел на связь несколько месяцев назад. Сказал, ты ему звонил.

– Верно.

– Ему было трудно говорить о случившемся. В этом ты прав. Как и в том, что он снова сбежал бы, если бы я проявила настойчивость. Он был очень близок к этому.

– Частично поэтому я позвонил ему снова. Убедиться, не сделал ли он снова ноги.

Это не единственная причина.

– О чем бы вы ни говорили, это оказало огромное влияние на Трэвиса, поистине стало поворотной точкой.

Воцарилось молчание. Эва гадала, как возобновить разговор. Спокойствие Маршалла обескураживало.

– И ты отправилась домой?

– Несколько дней я была точно парализована. Боялась случайно приехать туда, где он прячется, спровоцировать его. Поехала домой прежней дорогой. Это было безопаснее.

– А я гадал, не в Западной ли ты Австралии?

– Не было смысла там больше оставаться.

– Итак, ты здесь.

– Итак, я здесь. И ты тоже.

Все это время он находился от ее отчего дома на расстоянии однодневного переезда на машине через горы. Если бы она знала, навестила бы его гораздо раньше.

– Ты хоть понимаешь, где мы находимся? – В его голосе сквозила некая скованность.

– Если верить навигатору, недалеко от водопада Маккензи. Вот так совпадение.

– Это не совпадение. Я хотел сюда вернуться.

А он не сдает позиций! Что ж, она это заслужила.

– Ты перестал заниматься метеорологией?

– Нет. Теперь даю консультации. В основном из дома благодаря современным средствам связи.

– В свободное от строительства загонов время?

– Кто ж знал, что мне понравится быть фермером?

– Думаю, ты можешь стать кем угодно, стоит только начать.

– Благодарю за доверие. И все же, зачем ты здесь?

– Я хотела… мне просто необходимо поблагодарить тебя.

– За что?

Несмотря теплый день, у нее замерзли руки, она терла их о джинсы.

– За то, что помог выйти из ступора. Когда любишь пропавшего без вести человека, не в состоянии ни горевать, ни жить дальше. Не можешь строить планы, принимать важные решения. Проще всего не быть. Если закрыться от окружающего мира, кажется, что боль утихает. Когда перестает работать одна система, то же происходит и с остальными. Меня на плаву поддерживала простая четкая цель – найти Трэвиса. – На большее я была неспособна. Эта цель укоренилась в душе и сердце. Я смотрела прямо перед собой и никогда по сторонам.

Маршалл сосредоточенно изучал мыски своих рабочих башмаков.

– Как-то я сказала тебе, что, если Трэвис вернется домой живым и здоровым, все остальное не будет иметь значения.

Он едва заметно кивнул.

– Но я заблуждалась, полагая, что смогу повести себя в этой ситуации по-взрослому. Оказывается, под давлением я ломаюсь. Это имеет значение, Маршалл, да еще какое. Даже споря с людьми, предупреждавшими, что брата может не быть в живых, в душе я надеялась на их правоту. Мне было проще принять его смерть, чем сознательное нежелание общаться с собственной семьей, обрекая всех нас на вечные муки неведения. Впоследствии я возненавидела себя за подобные мысли.

На лице Маршалла отразилось понимание.

Когда оказалось, что это правда. Я очень сожалею обо всем, что наговорила тебе тогда. Просто ненавистна была мысль о том, что ты ставишь Трэвиса превыше меня. Стыдно признаться, мне потребовалось несколько дней, чтобы понять, что точно так же поступала я с тобой каждый божий день. Отводила тебе вторую роль. А ты пожертвовал собой и нашим шансом быть вместе. Ради меня. Чтобы избавить от боли.

– Значит, ты приехала извиниться?

Эва чувствовала себя так, будто сердце в груди стало в два раза больше. Тяжелое, исполненное сомнений, гулко колотящееся, оно затрудняло дыхание.

– Ты согласился со второстепенной ролью ради меня. Не многие мужчины на твоем месте поступили бы так же.

Когда он заговорил, в его голосе послышалась легкая неуверенность, при этом он по-прежнему напоминал неприступную крепость.