Книга Тайный меридиан - Артуро Перес-Реверте

– Если бы только парочка, – вздохнула Танжер.

Гамбоа, держа сигарету в руке, рассмеялся, и его северные глаза и бородатое лицо приобрели совсем детское выражение. У него были неровные, желтые от никотина зубы, между резцами – большая щель. Очень смешливый, он смеялся по любому поводу, одобрительно кивая при этом головой. Хотя Кой разделял предубеждения торговых моряков по отношению к морякам военным, Гамбоа ему нравился. Нравилась даже его естественная, дружелюбная манера ухаживать за Танжер – улыбаться ей, глядеть ей в глаза, предлагать сигареты, от которых она отказывалась, – все это было безобидно и мило. Когда в двенадцатом часу они явились к нему в обсерваторию, он тоже рассмеялся – радовался тому, что его мадридская коллега, с которой он поддерживал контакт только по телефону и по почте, оказалась такой красивой женщиной, в чем и признался без всяких околичностей. Потом, перед тем как протянуть руку Кою, он внимательно рассмотрел его, как будто деловые контакты с Танжер давали ему право определять, какого рода отношения связывают сотрудницу Морского музея и этого нежданного, но появившегося вместе с ней гостя – невысокого, с широкими плечами, большими руками и неуклюжей походкой. Представляя его, она сказала лишь, что это ее друг, он помогает ей в практической части. Моряк, у которого много свободного времени.

– Бригантина, – продолжал Гамбоа, – шла из Америки без охраны… И это странно, поскольку из-за корсаров и пиратов король издал указ, предписывающий всем торговым кораблям следовать с охраной.

Почти все время он говорил, обращаясь к Танжер, но иногда взглядывал и на Коя, словно не хотел, чтобы тот чувствовал себя лишним. Надеюсь, ты не в претензии, говорили его глаза. Понятия не имею, с какого боку ты причастен к этой истории, приятель, но надеюсь, ты не в претензии, что я с ней разговариваю и улыбаюсь ей. Заметь: вы здесь ненадолго, а она так привлекательна. Не знаю уж, то ли ты и правда моряк, у которого куча свободного времени, или просто предан ей с головой, или еще что, и не знаю, что там между вами, но хочу всего лишь немного порадоваться. Зарядить аккумуляторы, так сказать.

И больше ничего. Другого гонорара за свои услуги мне не надо. Совсем скоро она опять будет в полном твоем распоряжении, или как там это у вас, и лови свою удачу дальше, приятель. Жизнь и правда коротка, а такие женщины нечасто встречаются. По крайней мере, мне.

– В то время Испания не воевала с Англией, – заметила Танжер. – И, может, охрана не была обязательна.

Гамбоа прикурил надцатую сигарету, выпустил дым в щель между резцами и кивнул. Он был не только военным, но и историком флота. До того назначения на должность директора обсерватории он заведовал архивом Военно-морского флота в Кадисе.

– Может быть, вы и правы, – продолжал он, – но мне все же это кажется странным… В тысяча семьсот шестьдесят седьмом году Кадис владел монополией на торговлю с Америкой. Только одиннадцать лет спустя Карл Третий издал указ о свободе торговли и отменил привилегию Кадиса, который до той поры был единственным портом, куда могли приходить корабли из Америки… И получается, что бригантина шла из Гаваны не совсем законным курсом, если, конечно, придерживаться буквы королевских указов. Или не совсем обычным. – В задумчивости он сделал две долгих затяжки. – Если бы все было обычно, бригантина должна была зайти в Кадис, а уж потом следовать в Валенсию, конечный пункт назначения. – Он снова затянулся. – А по всей видимости, это не было сделано.

У Танжер был готов ответ. У нее вообще были ответы почти на все вопросы, решил Кой. Она не столько искала новые факты, сколько стремилась подтвердить уже известные ей данные.

– «Деи Глория», – объясняла она, – имела особый статус. Не забывай, она принадлежала иезуитам, а у них были некоторые привилегии. Они имели налоговые льготы, ходили в Америку и на Филиппины со своими капитанами и штурманами, пользовались собственными лоциями и морскими картами, и, как мы сказали бы сегодня, прозрачности в их финансовых делах не было… Это фигурировало в качестве одного из основных обвинений для обоснования их изгнания, которое готовилось в полной тайне.

Гамбоа слушал ее очень внимательно.

– Значит, иезуиты, да?

– Именно.

– Это объясняет кое-что необъяснимое.

Сколько часов она провела в своей квартире напротив вокзала Аточа, обдумывая все это! Сколько дней и месяцев лежала с этими мыслями в той кровати, которую он видел мельком, сидела за столом, заваленным книгами и документами, связывая концы с концами в своем бесстрастном мозгу, словно играла в шахматы с противником, чьи ходы она угадывала заранее! Прокладывала курсы, в которых учитывались все мы. Уверен, этот разговор, этого бородача, вид на море с этой террасы и даже час прилива и отлива она вычислила заранее. Осталось закрепить шкоты, подтянуть булиня – и вперед, в открытое море. Такие, как она, никогда и ничего не забывают на берегу. Скорее всего, она никогда не выходила в море, но в воображении уже сорок раз спускалась на дно к затонувшей «Деи Глории».

– Одним словом, – подвел итог Гамбоа, – жаль, что у нас так мало документов. – Он повернулся к Кою. – … Кадисский архив – единственный, который не был передан главному архиву Висо-дель-Маркес, где собраны практически все документы Эль-Ферроля и Картахены, относящиеся к более позднему периоду, чем та документация, которая хранится в севильском Архиве Индий. А в Кадисе был один упрямый адмирал, который наотрез отказался передавать здешнюю коллекцию документов. И что мы имеем в результате? Ясное дело, пожар – сгорели практически все документы восемнадцатого и девятнадцатого веков, а также оригинальные граверные доски, с которых печатался атлас Тофиньо.

Тут Гамбоа снова глубоко затянулся и хохотнул, глядя на Танжер.

– Ведь иначе и быть не могло, верно? Пожар обязательно должен был случиться. Зато работа твоя от этого становится такой романтичной!

– Но ведь не все же пропало, – возразила Танжер.

– Конечно, не все. Что-то осталось, но что именно и где, не знает никто. Чертежи «Деи Глории», например, оказались совсем в невообразимом месте – под кипами пыльных бумаг в кладовой, где хранились навигационные инструменты из арсенала Ла-Карраки, под документами о списании кораблей, под вахтенными журналами, морскими картами и кучей всякой ерунды, никем не описанной и не внесенной ни в какие каталоги. Я наткнулся на эти чертежи в прошлом году, когда искал кое-что… А когда ты позвонила, вспомнил… Удачно получилось, что эту бригантину строили здесь, в Кадисе.

На самом деле, пояснил Гамбоа для Коя, речь идет о чертежах не «Деи Глории», а корабля-близнеца, «Лойола», обе эти бригантины строились в Кадисе в 1760 – 1762 годах, почти одновременно. Правда, обе бригантины оказались невезучими. «Лойола» погиб еще раньше, в 1763 году, во время бури у острова Санкти-Петри. Вот жизнь – она затонула совсем рядом с тем местом, где всего год назад сошла со стапелей. Бывают такие невезучие корабли, Кою как моряку это, разумеется, известно. У «Деи Глории» и у «Лойолы» судьба оказалась несчастливой.

Он отдал Танжер копии этих чертежей, после того как показал им обсерваторию, здание с белыми колоннами и подвижным куполом, который сиял под солнечными лучами, беленые коридоры, где стояли витрины со старинными астрономическими инструментами и книгами по навигации и астрономии, линию на полу, проведенную точно в том месте, где проходит меридиан Кадиса и великолепную библиотеку со стеллажами темного дерева, забитыми книгами. Здесь на витрине, в которой лежали труды Кеплера, Ньютона, Галилея, «Путешествие в Южную Америку» и «Наблюдения» Хорхе Хуана и Антонио де Уллоа, а также книги об экспедициях XVIII века, целью которых было измерение меридионального градуса, Гамбоа развернул перед Танжер чертежи и документы. Он сделал для нее несколько копий, а то, что не поддавалось ксерокопированию, она фотографировала маленьким аппаратом, который принесла с собой в сумке. Она отсняла две пленки по тридцать шесть кадров, вспышка семьдесят два раза отразилась в стекле витрин, а Кой в это время из профессионального любопытства разглядывал старые навигационные таблицы эфемерид и стоявшие повсюду астрономические измерительные инструменты – свидетели века Просвещения, когда обсерватория Сан-Фернандо служила мореплавателям всей Европы: октант Спенсера, часы Берту, хронометр Йенсена, телескоп Доллонда. А «Деи Глория» уже была перед глазами у Коя – Гамбоа после хорошо рассчитанной театральной паузы развернул перед ними четыре листа фотокопий с чертежей в масштабе 1:55, которые он заказал специально для Танжер: стройная двухмачтовая бригантина длиной 30 метров и шириной восемь, с прямым парусным вооружением и бизанью на грот-мачте, с десятью четырехфунтовыми пушками. Теперь эти фотокопии лежали перед ними, на столике кафе.