Книга Пожиратели мертвых [= 13-й воин] - Майкл Крайтон

По такой местности лошадям двигаться довольно трудно, поэтому нам пришлось снизить скорость. Собаки тоже продвигались вперед не столь резво, и я заметил, что их лай потерял былую бодрость. Вскоре наш отряд совсем потерял темп: только что мы неслись галопом, едва поспевая за собаками, и вот уже наши лошади еле плетутся буквально в нескольких шагах позади собак. Те тоже явно не спешили возглавить погоню, как в начале пути. Время от времени собаки настолько замедляли шаг, что едва не попадали под копыта лошадей. Кроме того, час от часу становилось все холоднее. Я заметил, что кое-где в низинах лежал снег. При этом я должен повторить, что описываемые события происходили летом или, по крайней мере, в теплое время года.

Мы продвигались вперед тем же неспешным шагом, и нам уже казалось, что мы заблудились и не найдем обратную дорогу через эту топкую заболоченную пустыню. Вдруг совершенно неожиданно наши собаки остановились. На земле не было никакого препятствия, никакой границы, ничего, что означало бы какой-то рубеж; однако собаки встали, будто уткнувшись в невидимый забор или стену. Там же остановились и мы, чтобы немного осмотреться и подумать, как быть дальше. Ветра не было, и в воздухе стояла абсолютная тишина. Не было слышно голосов ни птиц, ни животных.

Беовульф сказал:

– Отсюда начинаются владения вендолов.

Всем воинам пришлось ободряюще похлопать своих лошадей, потому что те тоже явно нервничали, ощущая в этой безжизненной пустыне какую-то скрытую опасность. Нам, впрочем, также было не по себе. Я видел, как Беовульф крепко сжал губы; как руки Эхтгова дрожали, когда он натягивал поводья; как побледнело лицо Хергера, а взгляд его заметался из стороны в сторону. Все остальные тоже пристально оглядывали окрестности, стараясь не пропустить ничего странного и необычного.

Существует норманнская поговорка: «У страха белый рот», и в тот день я имел возможность убедиться в справедливости этого высказывания, потому что у моих спутников губы и кожа вокруг них и на подбородке заметно побледнели. Но о страхе, однако, никто ни словом не обмолвился.

Мы оставили собак у невидимой границы и поехали дальше. Все чаще под ногами лошадей хрустел снег, а туманная пелена, покрывавшая землю, становилась все толще.

Все молчали, обращаясь время от времени только к лошадям, которые все с меньшей охотой повиновались своим седокам. Нам буквально на каждом шагу приходилось понукать их то ласковым словом, то резким пинком. Вскоре впереди нас сквозь туман проступили силуэты двух каких-то предметов, установленных по сторонам тропы, по которой мы двигались вперед. Мы удвоили осторожность и вскоре поравнялись с этими странными знаками. И вот что я увидел собственными глазами: на вкопанных в землю столбах кто-то установил два черепа огромных медведей, челюсти которых были широко открыты, обнажая острые смертоносные клыки. Мы поехали дальше, и Хергер шепотом объяснил мне, что медведь – это священное животное вендолов, и такие черепа они устанавливают на границах своих владений.

Вскоре мы заметили дополнительное свидетельство того, что находимся в землях вендолов. Впереди стоял большой камень, обработанный таким образом, что он принял форму беременной женщины с огромным животом и грудями, но без рук, ног и головы, наподобие той, что мне уже приходилось видеть. Весь камень был залит потеками какой-то бурой жидкости, и меня бросило в дрожь, когда я понял, что это следы множества жертвоприношений.

Мы молча проехали мимо каменного истукана, не обменявшись ни единым словом и не обмолвившись о том, что увидели. Вскоре воины, как по команде, вынули мечи из ножен. При этом на лицах их читалось столь хорошо знакомое мне выражение готовности к битве. Такова уж натура норманнов: только что они были не в силах скрыть охвативший их страх, но перейдя границу и оказавшись в непосредственной близости от источника того самого страха, они заметно изменялись. Страх словно испарялся, предоставив место готовности вступить в бой и сразиться с любым противником. Вот и сейчас они словно обрадовались приближению опасности и лишь сердились на лошадей, которых с каждым шагом было все труднее заставить двигаться вперед.

Вскоре я почувствовал омерзительный, почти тошнотворный запах, уже знакомый мне по ночному бою во дворце Ротгара. Как только я вновь ощутил эту вонь, сердце мое сжалось от безотчетного страха. Подъехав ко мне, Хергер негромко спросил:

– Как ты себя чувствуешь?

Не в силах скрывать свои ощущения, я честно признался ему:

– Мне страшно.

В ответ на это Хергер сказал мне:

– Это потому, что ты думаешь о том, что может случиться, и представляешь себе такие ужасы, от которых у любого человека кровь застынет в жилах. Не задумывайся о том, что тебя ждет, ведь в конце концов ни один человек не бессмертен.

Я не мог не признать правоты его слов.

– У нас, в моей стране, – сказал я, – говорят так: «Благодари Аллаха за то, что он в мудрости своей определил смерть в конце жизни, а не в начале».

Пожалуй, впервые за все время нашего знакомства Хергер улыбнулся и даже коротко засмеялся над моей шуткой, пусть и грустной.

– Смотри-ка, – заметил он, – когда становится страшно, даже вас, арабов, посещают здравые мысли.

Сказав это, он поехал вперед и передал мои слова Беовульфу, который также засмеялся. Беовульф и его воины были рады шутке в любое время.

Поднявшись на вершину очередного холма, мы остановились, как вкопанные: перед нами раскинулся лагерь вендолов. Вот как выглядело то, что я увидел своими глазами: это была небольшая долина, в которой стояли неровным крутом очень примитивные хижины, сооруженные из смешанной с глиной соломы, причем построены они были настолько неумело, что и ребенок сделал бы лучше. В середине этого круга находился большой очаг с еще не погасшими угольями. Тем не менее, нигде не было видно ни лошадей, ни каких-либо других животных, вообще никакого движения и ни малейших признаков жизни; вот что мы увидели сквозь туманную пелену.

Беовульф спешился, и воины последовали ему примеру. Я сделал то же самое. По правде говоря, сердце мое бешено колотилось, и я едва мог дышать, глядя на лагерь этих полудикарей-полудемонов. Мои спутники шепотом обменялись несколькими словами, и я также шепотом задал вопрос:

– Почему там так тихо?

– Вендолы – ночные твари, как совы и летучие мыши, – ответил мне Хергер. – Весь день они спят. Вот и сейчас они должны спать, а нам надо спуститься и напасть на них неожиданно, и убить как можно больше демонов прямо во сне.

– Но нас же так мало, – возразил я, мысленно прикидывая количество раскинувшихся перед нами хижин.

– Нас вполне достаточно, – сказал Хергер и протянул мне флягу с медом, к которой я с благодарностью приложился, мысленно поблагодарив Аллаха за то, что этот напиток не входит в список запрещенных, и его употребление даже не подлежит осуждению[35]. Если быть честным, теперь мой язык уже привык, и я больше не испытывал такого отвращения к этой субстанции, как в первое время моего пребывания с норманнами; более того, воздействие меда на разум и душу человека в критических ситуациях можно даже считать положительным. Вот так человек и привыкает к тому, что раньше казалось ему странным. Точно так же я постепенно привык к вони, исходящей от вендолов и всех их вещей, и теперь мог спокойно дышать, не опасаясь, что меня вдруг вывернет наизнанку.